ДЖАГА. (не понимая) Из чего?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Из Мозыря. Был такой городок, полный евреев… Городок остался, а евреев — нет.
ДЖАГА. Как это? Куда они делись?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Куда деваются евреи… Их убили… Маму, папу, сестер. Всех.
ДЖАГА. Почему?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Потому что их никто не охранял, мсье ДЖАГА. Вот видите, что бывает, когда не охраняют людей… А их во все века никто нигде не охранял. И потому им жилось хорошо только на тех землях и в тех странах, где их не было… А там, где они были, вне зависимости от основной профессии, мой дорогой ДЖАГА, они служили «козлами отпущения». И нигде в мире не было такого многочисленного стада козлов этой редкой породы, как там, где я жил.
ДЖАГА. Вы не из Франции?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Не совсем…
ДЖАГА. И столько добились здесь. А я вот тут родился — а миллионером не стал…
ЯНКЕЛЕВИЧ. А хицн паровоз! А кто им стал, кто?.. Все это сказки о миллионерах! Никто им не стал! (он поймал удивленный взгляд ДЖАГИ). Конечно, кроме меня…
ДЖАГА. А почему вам удалось стать, как вы думаете?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Я знаю… Что-то во мне, наверное, есть… Какая-то сила, способная делать деньги… Может, я акула (ЯНКЕЛЕВИЧ рассмеялся), Волк… Не знаю. (он поднял чашку) За тех, кто охраняет людей! (они выпили). А то, что вы не стали воротилой — не жалейте. Ей-богу — сплошная морока. Сначала не знаешь, как заработать, потом — куда деть… Во что вложить, кому загнать бомбу, где достать…
ДЖАГА. Вы и бомбами торгуете?!
ЯНКЕЛЕВИЧ. Редко. Две-три штучки в год. И маленькие. Хлопот не оберешься — достань бомбу, переправь, продай. Кошмар!
ДЖАГА. А что всего труднее?
ЯНКЕЛЕВИЧ задумался.
ЯНКЕЛЕВИЧ. Между нами — достать. Но я справляюсь и с этим… Я умею доставать. В Москве я доставал белугу и севрюгу, в то время, как во всей стране не было рыбы. Поверьте — добыть белугу там труднее, чем бомбу здесь.
ДЖАГА. (удивленно) Вы бывали в Москве?
ЯНКЕЛЕВИЧ. (опомнившись) Инкогнито…
ДЖАГА. Продавали оружие?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Им?! Этим хазейрем? За кого вы меня принимаете? Просто послушал Рихтера, прошелся по Арбату — и домой!
ДЖАГА. Зачем же тогда «инкогнито»?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Вы не понимаете? Чтобы они не знали, что я торгую оружием. Чтобы они думали, что я простой еврей, какой-нибудь там бухгалтер.
ДЖАГА. И вы ездили туда без охраны?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Ну, конечно! Какая у бухгалтера может быть охрана? Там без охраны, тут без охраны — так и живем…
ДЖАГА. (удивленно) Как? И тут?!
ЯНКЕЛЕВИЧ. (спохватившись) Последнее время… Вы не представляете, какой у меня был чудесный охранник.
ДЖАГА. И где же он?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Как будто вы не знаете, что время от времени происходит с охранниками…
ДЖАГА. Ч-что?
ЯНКЕЛЕВИЧ. А-а… Их убивают. А мы остаемся…
ДЖАГА разлил вино.
ДЖАГА. Так вашего… что… убили?
ЯНКЕЛЕВИЧ. При покушении. Он прикрыл меня своей грудью.
ДЖАГА прекратил есть.
ЯНКЕЛЕВИЧ. Кушайте, кушайте… Всего семь пуль. (ДЖАГА подавился). А потом был еще один… Я его очень любил…
ДЖАГА. (привставая). Что, тоже убили?!
ЯНКЕЛЕВИЧ. (печально) Сама умерла. Ее звали Роза.
ДЖАГА. Женщина?!
ЯНКЕЛЕВИЧ. И какая! Никто меня так не защищал, как она.
ДЖАГА. Вы — как Кадаффи. У него тоже женская охрана.
ЯНКЕЛЕВИЧ. Послушайте, только не надо нас сравнивать! Я надеюсь — вы его хотя бы не охраняли?
ДЖАГА. Что вы?! Ваша Роза была каратисткой?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Нет, нет… музыкант. Она учила детей играть на флейте. И какие у нее были глаза… А сердце!
ДЖАГА. Вы любили ее?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Не представляете, как… Обожал… Я обожал ее, мою Суламифь.
ДЖАГА. Суламифь или Роза?
ЯНКЕЛЕВИЧ. По паспорту она была Роза, но для меня она была Суламифь. Если хотите, Соломон писал про нее… Потому что волосы ее были, как стадо коз, сходящих с горы Галлаадской… Потому что стан ее был подобен серне или молодому оленю на горах Бальзамических…