ДЖАГА непонимающе и с интересом смотрел на ЯНКЕЛЕВИЧА.
ЯНКЕЛЕВИЧ. Что вы на меня так смотрите? Разве запрещено любить своего телохранителя?..
ДЖАГА. Не знаю… Наверное, можно. Меня никто не любил.
ЯНКЕЛЕВИЧ. (улыбаясь) А Тейлор?
ДЖАГА. Она меня даже не видела. Я шел чуть сзади…
ЯНКЕЛЕВИЧ. Жаль. А мне вот повезло. Единственный человек, которого я любил — это был мой телохранитель… Вы не представляете, как мы с ней намучались, когда выезжали.
ДЖАГА. Откуда?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Оттуда… Вам лучше этого не знать… Бедная, как ее мучили… чтобы уехать — надо было исключиться из партии. Они ее исключали шесть раз…
ДЖАГА. Из какой партии?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Как из какой? Коммунистической! Какой еще? Там другой нету!
ДЖАГА. Кошмар! Ваш телохранитель был коммунистом?
ЯНКЕЛЕВИЧ. А что вас так удивляет?
ДЖАГА. Простите, но разве вы не опасались…
ЯНКЕЛЕВИЧ. Чего? Я ведь тоже был коммунистом. Один коммунист охранял другого. Что здесь такого?
ДЖАГА. (совершенно одурев) Вы были коммунистом?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Трижды.
ДЖАГА. Как это?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Время от времени меня принимали и время от времени исключали…
ДЖАГА. Миллионер, торговец оружием — и коммунист?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Во-первых, с чего вы взяли, что коммунисты не торгуют оружием? А, во-вторых, я тогда еще не был миллионером.
Я был молодым — это лучше… Мы были молоды, красивы, веселы… Нам все на свете было нипочем, даже партия. Тем более, что она обещала лучшую жизнь, и скоро, и для всех… И мы вступили. Кто в молодости не делает глупостей? Вы что, не делали в молодости глупостей?
ДЖАГА. Я делал, но другие.
ЯНКЕЛЕВИЧ. У каждого свои глупости… Мы же тогда не подозревали, что через сорок пять лет надо будет оттуда смываться… Кто тогда знал… Вы знали?
ДЖАГА. (очумело) Н-нет…
ЯНКЕЛЕВИЧ. Ну, вот видите… Короче, сколько вы берете?
ДЖАГА. За что?
ЯНКЕЛЕВИЧ. За охрану бывшего коммуниста?
ДЖАГА. Я-а?..
ЯНКЕЛЕВИЧ. Да, вы!
ДЖАГА. Даже не знаю… Даже… С голландской королевы я брал, например… это…
ЯНКЕЛЕВИЧ. Послушайте, я не голландская королева. Я — ЯНКЕЛЕВИЧ. Сколько вы возьмете за охрану ЯНКЕЛЕВИЧА?
ДЖАГА. В-вы… Вы тоже важная птица.
ЯНКЕЛЕВИЧ. Но не королева!
ДЖАГА. (задумавшись) Скажем…д…две…
ЯНКЕЛЕВИЧ. Чего?
ДЖАГА. Ну, этих… как их… тысяч…
ЯНКЕЛЕВИЧ повернулся к залу.
ЯНКЕЛЕВИЧ. Полтора месячных пособия на охрану никому не нужного тела. Если так пойдет и дальше — так вскоре и это не надо будет охранять.
ДЖАГА (ЯНКЕЛЕВИЧУ) Простите, вас что-то смущает?
ЯНКЕЛЕВИЧ. С чего вы взяли?.. Это за какой период?
ДЖАГА. П… пожалуй… за м-месяц, а?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Месяц?! С меня хватит три часа в неделю. В парке.
ДЖАГА. А остальное время?
ЯНКЕЛЕВИЧ. А остальное время я работаю. И полностью защищен. Я в каске, в бункере и в пуленепробиваемой тройке-жилет, брюки, пиджак… Три часа в неделю — это сколько?
ДЖАГА. Скажем… это… д…две…
ЯНКЕЛЕВИЧ. Опять две?!
ДЖАГА. Так не этих же… не тыщи… сотни…
ЯНКЕЛЕВИЧ. (что-то прикидывая) Подождите, подождите… М-да, наверное, и трех часов не получится. Где же это я найду при современной международной обстановке три часа?! Не, я сошел с ума — война в Иране, гражданская война в Сальвадоре, Ближний Восток — и всем подавай оружие… А я, видите ли, собираюсь прогуливаться… Два часа! Максимум — полтора! Полтора — это сколько?
ДЖАГА. (угрюмо) С-сто.
ЯНКЕЛЕВИЧ. А-а! Сто — так сто! Пятьдесят — и по рукам!
ДЖАГА. (неловко) Ну вы и жмот!
ЯНКЕЛЕВИЧ. А вы что — не знаете, что евреи жмоты? А грэйсэ открытие! Вы не знаете, что перед отъездом надо исключаться из партии, вы не знаете, что можно любить телохранителя и что евреи — жмоты! К тому же, мой дорогой, если вы не забыли — я миллионер. Еврей-миллионер — то есть жмот в квадрате! Что же от меня ждать?
ДЖАГА. Ладно. Пятьдесят — так пятьдесят.
ЯНКЕЛЕВИЧ. Вы только не обижайтесь, но при всех моих миллионах я трачу максимум тысяча пятьсот франков. И ни сантима больше!