Сердце ее пустилось вскачь, ее вдруг охватила полная уверенность, что сейчас он выслушает все, что она захочет ему сказать, и не взорвется от негодования. Но Билл вновь стал так мил и очарователен, что у нее из головы моментально вылетело все, что она хотела рассказать ему о брате.
— Если я пообещаю, что больше не стану думать о Скотте и что его имя вообще не будет упоминаться между нами, Келли, дорогая, может быть, ты дашь мне еще одну попытку все исправить и спасти наши первые выходные вдвоем? О, как я мечтал, что они станут самыми счастливыми в моей жизни, а может быть, и в твоей.
Ее не надо было долго упрашивать.
— Конечно, Билл, — мягко сказала она.
Ей захотелось смеяться от радости, когда он сказал:
— А начну я с того, что сварю напиток, о котором ты мечтаешь. — И сам выпил две чашки чая, когда тот наконец вскипел.
Келли догадалась, что он не меньше нее хотел пить. Они совсем по-домашнему сидели на кухне и болтали.
Счастье ее било через край. Она думала, что после чая они вернутся к работе, но вместо этого Билл встал и направился к холодильнику и пробормотал что-то насчет того, что надо посмотреть, чем бы им перекусить.
— Перекусить? — радостно встрепенулась Келли, чувствуя, что от голода у нее сводит желудок. Тут она увидела, что Билл поворачивается к ней с грустной улыбкой.
— Позвольте доказать вам, моя дорогая леди, что я не всегда бываю так несносен.
Келли была не вполне уверена, что поняла его слова.
— А… вы хотите, чтобы я осталась на ужин? — попыталась догадаться она.
— Надеюсь, вы не собирались сегодня вечером возвращаться в Лондон? — удивился Билл и, пока она пыталась утихомирить разбушевавшееся сердце, подошел к стулу, на котором она сидела, и Келли тут же снова забыла обо всем на свете, оказавшись во власти его мужского обаяния. — Я могу постелить вам постель меньше чем за минуту.
В ответ она расцвела улыбкой, просто потому, что не могла не улыбаться. Наперекор советам, которые даются в женских журналах, Келли сказала:
— Постель стелить — это женское дело. Я сама могу постелить, если вы покажете мне, где белье.
Холодильник был забыт, работа тоже, она пошла за ним на второй этаж, ненароком оглядывая просторную спальню с огромными окнами. Билл оставил ее одну, а сам пошел за постельным бельем. Потом они прошли через еще одну спальню, после которой шел ряд необставленных комнат. Келли вспомнила, что Билл говорил ей, что еще не во всех комнатах есть мебель. О, как ей хотелось ходить с ним по дорогим магазинам и выбирать мебель, шторы и прочие вещи для дома! Не то чтобы он нуждался в ее помощи в таком деле — комната в конце коридора, в которую он ее привел, с бежевым ковром на полу, дорогой мебелью насыщенного красного цвета и огромной двуспальной кроватью под балдахином свидетельствовала о хорошем вкусе хозяина.
Билл вернулся, бросив кучу белья на лимонно-желтые бархатные стулья, и у Келли зашлось сердце от счастья от такой простой домашней сцены. Он зашел с другой стороны постели и помог ей постелить простыню.
— И не забудьте подвернуть одеяло, как в больнице, — усмехнулась она и закусила губу, жалея о своей глупой шутке, которая опять могла напомнить ему о Скотте.
И верно, рот Билла снова сделался жестким, а лицо вытянулось.
Но вскоре его суровый вид исчез, он поднял голову, и она снова увидела того виноватого и славного Билла, который пытался загладить свое грубое поведение. Он страшно обрадовался, когда узнал, что в багажнике у Келли лежит сумка со всеми необходимыми ей вещами. Билл послал ее вниз за сумкой после того, как они постелили постель. И расстался с ней внизу, на первом этаже, сказав, что пойдет поищет, что бы им поесть.
Так как выяснилось, что Билл проголодался не меньше Келли, они поужинали рано. И хотя еда была очень простой (тефтели с овощами из морозильника, сыр и пирожные), по мнению Келли — Билл позволил ей помочь ему приготовить ужин, и они все делали вместе, — это был самый вкусный ужин на свете, какой ей доводилось есть. Их сотрудничество не закончилось, когда ужин подошел к концу. Келли настояла, что она помоет посуду, но Билл взял посудное полотенце и решительно принялся вытирать чистую посуду.
— Мне так нравится, что мы все делаем сообща, — признался он и отвернулся, когда она бросила на него острый взгляд.
Келли боялась заговорить, ее душил внутренний жар, она хотела ему сказать, что ей это тоже по душе.
— Да, хорошо, правда, — тихо пробормотала она, с преувеличенным интересом разглядывая мыльную пену в раковине.
Ему не надо было больше ничего говорить, и он промолчал. Но когда Келли почувствовала горячий поцелуи, который он запечатлел на основании ее шеи, прежде чем взять у нее очередную тарелку, она была рада, что ее задрожавшие руки скрыты под мыльной водой, и Билл не видит, как сильно он на нее действует.
Наконец они перемыли всю посуду, но ей оставалось провести еще несколько часов с Биллом: прежде чем она пойдет спать. Келли знала, что надо попытаться как-то вернуть их отношения в нормальное русло, если она не хочет, чтобы он догадался о силе ее чувств. После того как Билл нагнал ее в холле и доказал, что не испытывает к ней отвращения, и то, что он ни за что не хотел отпустить ее поздно вечером в Лондон, — все это говорило о его симпатии к ней, и все же Келли до сих пор не могла сказать, как он к ней относится. На самом деле, думала она, пытаясь погасить радостное возбуждение, которое грозило разорвать ее на кусочки, нельзя слишком близко к сердцу принимать эти его слова о том, что ему очень нравится, когда они что-то делают вместе.
— Может быть, займемся пока работой? — предложила Келли.
Билл преувеличенно громко вздохнул:
— Да, пожалуй. Хотя должен тебе сказать, Келли, что гораздо приятнее просто сидеть и смотреть на тебя.
Сердце ее опять сделало кульбит, а улыбка расплылась еще шире.
— Так тебя скоро уволят из председателей, — предупредила она негромко, насколько позволяло сжавшееся горло. Ей пришлось нервно сглотнуть слюну, когда Билл встал, подошел к ней и, слегка обняв за плечи, поднял, повел туда, где их ждала гора работы.
В половине десятого вечера он бросил ручку настал и заявил, что даже председатель компании не может столько работать, а потом заботливо добавил:
— Это просто несправедливо по отношению к тебе. Ты ведь будешь работать, пока совсем не выбьешься из сил и не упадешь замертво, да?
Келли не могла сказать, что для нее все это не важно, что она счастлива быть просто рядом с ним, слышать его мимоходом брошенные реплики, от которых сердце ее согревается, и уже одно это поддерживает ее силы. И вместо этого притворилась, что тоже устала и пора на сегодня заканчивать.
— Лучше продолжим завтра со свежими силами, — предложила она, когда Билл повел ее в гостиную, где устроил удобно в кресле, и пошел принести ей что-нибудь выпить.
Он скоро вернулся и протянул ей шерри, который она просила, и снова поразил се, провозгласив тост:
— За мою очаровательную Келли!
Она была рада, что в этот момент Билл отвернулся к магнитофону, потому что не надеялась скрыть блеск в своих глазах, который вспыхнул в них, когда он властно и по-хозяйски назвал ее «своей Келли».
Волны Концерта Родриго заполнили комнату. Билл подошел и сел рядом. Келли всегда очень нравились гитарные концерты, и она закрыла глаза, слушая музыку, как делал, наверное, этот слепой композитор.
Наконец трогательный пассаж закончился, и она услышала, что Билл пошевелился. Она почувствовала, что он пересел ближе к ней, и, открыв глаза, увидела, что он сидит на ручке кресла рядом. Келли была так растрогана музыкой, что больше не могла скрывать свои чувства к нему. В глазах его вдруг загорелся победный блеск.
— Сейчас я понял, — прошептал Билл, — путь к твоему сердцу лежит через музыку.
И ей стало ясно, что он уже все знает, — знает, что она любит его, да, он знает, и это его ничуть не огорчает. Что означает только одно — ведь так? — что он любит ее в ответ!