Но в четыре часа дня Келли почувствовала, что скоро упадет от усталости, и решимость переупрямить Билла начала в ней ослабевать. Как же она сможет подвести разговор к той ужасной сцене со Скоттом у него в доме накануне свадьбы? — мучилась Келли. Судя по тому, как Билл несколько раз рявкнул на нее, она понимала; что стоит ей завести разговор о Скотте, как он немедленно выставит ее из дома, не дав сказать больше ни слова.
В четверть пятого в душе Келли начал зреть мятеж. Бесчувственное отношение к ней Билла и его бесцеремонная эксплуатация вдруг стали невыносимы. И вместо того чтобы безропотно подчиниться его суровому приказу еще раз проверить какую-то колонку в таблице, Келли отложила в сторону ручку и очень отчетливо объявила:
— Я хочу пить.
В ответ он поднял от таблицы мрачный взгляд и, обозленный тем, что она нарушила ровный ритм их работы, резко приказал:
— Иди и попей.
Келли встала, на глаза ее набежали слезы более всего оттого, что ее надежды на волшебные, небесные два дня, о которых она так мечтала, были разбиты в прах.
— Вы уже жалеете, что пригласили меня… то есть согласились, чтобы я приехала к вам домой? — произнесла она, едва сдерживая рыдания, и увидела, как на его виске задергался мускул. Видимо, Билл сдерживался, чтобы не признаться, что да, жалеет.
— Просто нужно делать то, что нужно, — загадочно отозвался он.
Слезы полились у Келли по щекам — она не могла вынести, что сейчас он смотрел на нее точно так же, как тогда во время их первой встречи, когда они еще не знали друг друга, а он уже заочно ее ненавидел.
Келли развернулась и бросилась прочь из комнаты.
Но ей не удалось добежать до кухни, хотя побежала она в ту сторону, где, по ее предположению, кухня находилась. Билл нагнал ее в холле, взял за плечи и развернул лицом к себе. Посмотрев в ее заплаканные глаза он вполголоса выругался и крепко прижал ее голову к своему плечу.
— О, Билл, — слабо пискнула она, и ей сразу расхотелось рыдать. Сердце на мгновение перестало биться совсем — ведь самые желанные на свете сильные руки снова ее обнимали.
Однако Билл только шикнул на нее, чтобы она молчала, и продолжил прижимать к себе, чуть покачивая. И ей было достаточно того, что она стояла в его объятиях, и все было хорошо, и она находилась в том единственном месте на земле, где ей хотелось быть,
Келли вдруг вспомнила, что хотела рассказать Биллу про Скотта, и у нее возникло ощущение, что именно сейчас это можно сделать, ибо сейчас он ее поймет — понял же Билл без слов, что она расплакалась из-за него. Однако сама все испортила, спросив:
— Ты был так груб со мной из-за Скотта, да?
Он разомкнул объятия, его руки упали вдоль тела, и Келли уже не смогла выложить ему всю правду, которую готова была открыть всего минуту назад. Она увидела, как его рот сжался в твердую тонкую линию, как челюсть заходила взад-вперед, и поняла, что сердце Билла для нее закрылось. Это ее неуместное, несвоевременное упоминание о брате, который все еще страдал в больнице, напомнило ему о чувстве долга — он, видимо, недоумевал, как вообще можно было так увлечься, чтобы забыть обещание поквитаться с ней?
Она напряженно вгляделась в его лицо, и вдруг — в холле было сумрачно, и Келли не видела выражения его глаз — рот его, только что сжатый в одну линию, дрогнул и превратился в знакомую полуусмешку. В этот миг, когда Келли боялась даже вздохнуть поглубже, Билл улыбнулся. Ей стало ясно, что все обошлось.
— Я сегодня обращался с тобой как свинья? — неожиданно спросил он. Затем, к радости Келли, наклонился и легко поцеловал ее в губы. — Конечно, ты права, я весь день думал о Скотте.
Сердце ее пустилось вскачь, ее вдруг охватила полная уверенность, что сейчас он выслушает все, что она захочет ему сказать, и не взорвется от негодования. Но Билл вновь стал так мил и очарователен, что у нее из головы моментально вылетело все, что она хотела рассказать ему о брате.
— Если я пообещаю, что больше не стану думать о Скотте и что его имя вообще не будет упоминаться между нами, Келли, дорогая, может быть, ты дашь мне еще одну попытку все исправить и спасти наши первые выходные вдвоем? О, как я мечтал, что они станут самыми счастливыми в моей жизни, а может быть, и в твоей.
Ее не надо было долго упрашивать.
— Конечно, Билл, — мягко сказала она.
Ей захотелось смеяться от радости, когда он сказал:
— А начну я с того, что сварю напиток, о котором ты мечтаешь. — И сам выпил две чашки чая, когда тот наконец вскипел.
Келли догадалась, что он не меньше нее хотел пить. Они совсем по-домашнему сидели на кухне и болтали.
Счастье ее било через край. Она думала, что после чая они вернутся к работе, но вместо этого Билл встал и направился к холодильнику и пробормотал что-то насчет того, что надо посмотреть, чем бы им перекусить.
— Перекусить? — радостно встрепенулась Келли, чувствуя, что от голода у нее сводит желудок. Тут она увидела, что Билл поворачивается к ней с грустной улыбкой.
— Позвольте доказать вам, моя дорогая леди, что я не всегда бываю так несносен.
Келли была не вполне уверена, что поняла его слова.
— А… вы хотите, чтобы я осталась на ужин? — попыталась догадаться она.
— Надеюсь, вы не собирались сегодня вечером возвращаться в Лондон? — удивился Билл и, пока она пыталась утихомирить разбушевавшееся сердце, подошел к стулу, на котором она сидела, и Келли тут же снова забыла обо всем на свете, оказавшись во власти его мужского обаяния. — Я могу постелить вам постель меньше чем за минуту.
В ответ она расцвела улыбкой, просто потому, что не могла не улыбаться. Наперекор советам, которые даются в женских журналах, Келли сказала:
— Постель стелить — это женское дело. Я сама могу постелить, если вы покажете мне, где белье.
Холодильник был забыт, работа тоже, она пошла за ним на второй этаж, ненароком оглядывая просторную спальню с огромными окнами. Билл оставил ее одну, а сам пошел за постельным бельем. Потом они прошли через еще одну спальню, после которой шел ряд необставленных комнат. Келли вспомнила, что Билл говорил ей, что еще не во всех комнатах есть мебель. О, как ей хотелось ходить с ним по дорогим магазинам и выбирать мебель, шторы и прочие вещи для дома! Не то чтобы он нуждался в ее помощи в таком деле — комната в конце коридора, в которую он ее привел, с бежевым ковром на полу, дорогой мебелью насыщенного красного цвета и огромной двуспальной кроватью под балдахином свидетельствовала о хорошем вкусе хозяина.
Билл вернулся, бросив кучу белья на лимонно-желтые бархатные стулья, и у Келли зашлось сердце от счастья от такой простой домашней сцены. Он зашел с другой стороны постели и помог ей постелить простыню.
— И не забудьте подвернуть одеяло, как в больнице, — усмехнулась она и закусила губу, жалея о своей глупой шутке, которая опять могла напомнить ему о Скотте.
И верно, рот Билла снова сделался жестким, а лицо вытянулось.
Но вскоре его суровый вид исчез, он поднял голову, и она снова увидела того виноватого и славного Билла, который пытался загладить свое грубое поведение. Он страшно обрадовался, когда узнал, что в багажнике у Келли лежит сумка со всеми необходимыми ей вещами. Билл послал ее вниз за сумкой после того, как они постелили постель. И расстался с ней внизу, на первом этаже, сказав, что пойдет поищет, что бы им поесть.
Так как выяснилось, что Билл проголодался не меньше Келли, они поужинали рано. И хотя еда была очень простой (тефтели с овощами из морозильника, сыр и пирожные), по мнению Келли — Билл позволил ей помочь ему приготовить ужин, и они все делали вместе, — это был самый вкусный ужин на свете, какой ей доводилось есть. Их сотрудничество не закончилось, когда ужин подошел к концу. Келли настояла, что она помоет посуду, но Билл взял посудное полотенце и решительно принялся вытирать чистую посуду.
— Мне так нравится, что мы все делаем сообща, — признался он и отвернулся, когда она бросила на него острый взгляд.