В конце концов, я вычислил эту Луи и подошел к ней, поговорил, сделал ей комплимент за потрясающий макияж век. Выглядела она настороженной, но похвалу оценила с помощью кивка и натянутой улыбки, не коснувшейся ее глаз.
"Вы", - сказала она, - "из того дома, где живут бомжи? Я видела, как туда заходил один парень, и сперва приняла вас за него". Затем она взяла у меня часы и покорно вздохнула: "Ну да ладно", будто принимая приглашение. "По крайней мере, вы их вернули. Только, боюсь, это будет не то, о чем вы думаете". Помню, тогда я смутился.
В тот день я не мог удержаться от любования ее красивыми руками, и от представления ее в одних лишь узких кожаных сапогах, которые были на ней во время прогулки. Поэтому я был рад, что часы оказались связаны с этой женщиной по имени Луи. Думаю, мои знаки внимания заставляли ее чувствовать себя особенной, но при этом также раздражали, будто я был каким-то надоедалой. Я не знал, сколько ей лет, но она явно старалась выглядеть старше в сером пальто, с шарфом на голове и в трапециевидной твидовой юбке.
С первой же встречи она вызвала у меня неловкость, но также интерес и возбуждение. Я в то время был одинок и не мог выбросить эту холодную, неприветливую женщину из головы, Поэтому я снова направился в общественный центр, зная, что там ежемесячно собирается странная группа людей, называющаяся "Движение".
Это неказистое, простое и гнетущее здание являлось штабом их организации, а его стены были покрыты детскими рисунками. Когда я пришел туда во второй раз, красные пластиковые стулья были расставлены рядами. Там был большой серебристый кипятильник для чая, а на бумажной тарелке лежало разное печенье. Я нервничал, поскольку никого не знал, а те, кто могли помнить меня по прогулке, казалось, не были расположены к общению.
На сцене должно было что-то произойти, и я сидел в ряду позади Луи. На ней было серое пальто, которое она не стала снимать в помещении. Голова ее вновь была повязана шарфом, глаза скрывали очки с красноватыми стеклами, на ногах - те же сапоги, а сама она не проявляла ко мне никакого интереса. Даже после того, как я вернул часы, и она предложила заключить что-то вроде загадочного соглашения, что мы и сделали. Я и вправду опасался, что она неуравновешенная, но тогда я был доведен своим одиночеством до отчаяния. Все это приводило меня в замешательство, но моему недоумению было суждено лишь нарастать.
Словно воспроизводя образ с одной из тех жутких картин, которые я увидел на литературной прогулке и которые довели местного поэта до сумасшествия, в стоявшем на низкой сцене кресле неподвижно сидела пожилая женщина. Она была закутана в черное, лицо скрывала вуаль. Одна ее нога была помещена в большой деревянный сапог. Рядом с креслом стоял драпированный комод. Он был размером со шкаф для одежды, только глубже. Такими еще пользовались недорогие фокусники. По другую сторону от женщины стоял какой-то навигационный прибор, предположительно, морской. Он был из меди и имел спереди нечто, похожее на циферблат. Изнутри доносилось громкое тиканье.
На сцену вышла еще одна женщина, с вьющимися черными волосами, полная, и одетая, как маленькая девочка. По-моему, на ней были красные туфли на очень высоком каблуке. Когда женщина в красных туфлях стала читать из книжки стихи, мне стало неловко, и я захотел уйти. Просто встать и быстро покинуть зал. Но из страха привлечь к себе внимание, я все медлил, царапая по полу ножками стула, в то время как все остальные зрители были в восторге от происходящего на сцене.
После декламации женщина, одетая, как маленькая девочка, удалилась со сцены, и зал погрузился в темноту, остались гореть лишь два красных сценических светильника.
Внутри стоявшего на сцене комода что-то заквакало. Звук вызвал у меня образ лягушки-быка. Наверное, это была запись - так я тогда подумал. Тиканье из медного прибора становилось все громче и громче. Некоторые люди повскакивали со своих мест и принялись кричать на ящик. Я был в ужасе, мне стало стыдно за кричавших и очень неловко. В конце концов, я запаниковал и направился к выходу.
Луи обернулась и сказала: "Сядьте на место!" Впервые за весь вечер она обратила на меня внимание. Я вернулся, хотя и не понимал, почему подчинился ей. Другие, сидевшие рядом со мной в зале, выжидающе поглядывали на меня. Я пожал плечами, откашлялся и спросил: "Что?"