Я окажу медицинскую помощь всем, кто в ней нуждается, независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, политике, а также убеждений, принадлежности к общественным объединениям и других обстоятельств.
В любых помыслах и действиях я буду бескорыстным и отзывчивым к больным и достойно продолжу благородные традиции мировой медицины.
В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всякого намеренного, неправедного и пагубного. Я свято сохраню вверяемые мне семейные тайны и не употреблю во зло оказанного доверия.
Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла, а также сам никогда, ни добровольно, ни под принуждением, не лишу жизни действием или бездействием разумное существо, исключая самозащиту, в случае, если нет иного средства.
Я буду всячески совершенствовать свое профессиональное мастерство, беречь и развивать благородные традиции медицины. Я буду признавать свои ошибки, обращаться за помощью к коллегам, сохранять благодарность и уважение к своим учителям, буду требовательным и справедливым к своим ученикам.
Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будут даны счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена, преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому».
Я вызубрила текст наизусть, но этого не потребовалось – каждую строчку выжгло в памяти намертво, отпечатало на обоих предплечьях в виде широких наручей, наполненных самыми разными медицинскими символами. Главным и центральным, конечно, стал рисунок чаши со змеей – официальный символ медицины в России. Вокруг расположились мелкие крестики, какие-то линии, стилизованные изображения всяческих существ, в то или иное время ассоциировавшихся с лечебным делом. Словом, татуировочки - загляденье. На их фоне крохотный крестик у большого пальца просто потерялся.
Я маялась с текстом два дня не просто так. Мне прекрасно запомнилось из встречи с вампиром-алкоголиком, что клятвы непреложны. А как легко заставить кого-нибудь дать клятву, я увидела на собственном примере. Мне совсем не нужно, чтобы в один прекрасный день кто-нибудь так же прижал меня к стенке и заставил поклясться в чем-нибудь без объяснения причин. Или хуже — внушил что-нибудь. Сбросить внушение келпи — это же чистое везение! Я и подумать не могла, что после заговора простенькая висюлька в виде блестящего глаза будет так жечься от чужой ворожбы.
Что лучше всего удержит от подобных действий? Только клятва, сильная и сложная, гарантирующая неприкосновенность в любых условиях.
Хороших врачей берегли во все времена, независимо от политики и войн. Георгий Синяков тому пример. А уж стать профессионалом своего дела я постараюсь.
Поскольку начало было целиком и полностью содрано с древнегреческого образца, призывало в свидетели Апполона и прочих небожителей, клятва приносилась в яркий солнечный полдень. Я забралась поглубже в парк, нашла дерево поинтереснее, встала лицом к Солнцу и, прижав руку к сердцу, торжественно поклялась.
Было не больно. Солнечные лучи оплели предплечья, ярко вспыхнули, расчертив рисунок, и мягким теплом впитались в порыжевшие, как от хны, линии. Довольная я одернула рукава рубашки и пошла домой - собираться в школу.
Сборы стали одним из немногих развлечений на летних каникулах.
Первым делом поправила сумку – обшила сверху свежей черной тканью, сделала клапан и магнитную застежку. По краю клапана пустила вышивку простенького заговора от воров. Новый ремень, прочные кольца – и вуаля, сумка Мери Поппинс, версия два ноль, готова!
Далее внутрь, к школьным покупкам, отправились учебники по обычным предметам, набор юного химика, нитки мулине и бисер для плетения оберегов, газовый баллончик, выцыганеный у Энтони армейский нож в чехле, компас и залитый в воск коробок спичек, в котором помимо спичек лежали два рыболовных крючка с леской, проволока и лезвие. Когда я засунула в почтальонку дождевик, спальник, кружку-ложку-вилку, до меня дошло, что Фогруф - всё-таки интернат. После минутного раздумья положила побольше консервов, наплела дополнительных оберегов от чужого глаза и слова, увесилась заговоренными на отражение сглазов и чужой воли амулетиками. Короче, в волшебную школу я собиралась как на войну.
Тридцать первого августа меня разбудили рано.
- Тебе нужно хорошенько поесть. Неизвестно, когда в Фогруфе обед, - бодро сказал Энтони, сдернув с меня одеяло.
Делать было нечего – пришлось топать в ванную, умываться и спускаться вниз. На кухне уже хлопотала Эмили, расставляя тарелки и подпевая поющему радио. Двигалась она легко, пританцовывая и крутя крепкими бедрами так, что идущий за мной Энтони засмотрелся на разлетающиеся полы короткого золотистого халатика и споткнулся о порожек.