– А герцог знает?
– Пока нет.
– Ну, долго скрывать свое состояние вы не сможете.
– Он сегодня после обеда уезжает на несколько дней в Клайвдон. Я сообщу ему по возвращении, – ответила Дафна.
– Вы должны сказать ему сейчас, – возразила Мария.
После двадцати лет службы горничная позволяла себе вольность откровенно высказывать все, что думает.
Дафна осторожно приподнялась, устраиваясь в полусидячем положении. На секунду ей пришлось замереть, чтобы подавить волну тошноты.
– Плод может и не укрепиться надолго. В моем возрасте очень часты выкидыши, – пояснила Дафна.
– О, думаю, плод останется на месте. Вы ведь смотрелись в зеркало? – спросила Мария.
Дафна покачала головой.
– Вы вся зеленая.
– Он может и не…
– Ребенок не выйдет со рвотой.
– Мария!
Горничная скрестила руки на груди и пристально посмотрела на Дафну.
– Вы знаете правду, ваша светлость. Вы просто не желаете ее признать.
Дафна открыла рот, чтобы ответить, но сказать ей было нечего. Она понимала, что Мария права.
– Если бы дитя не прижилось, вы бы не чувствовали себя так плохо, – нежно пояснила Мария. – После меня у матери было еще восемь детей и четыре выкидыша в первые несколько недель беременности. Ей ни разу не было плохо перед тем, как она теряла ребенка.
Герцогиня вздохнула, а затем кивнула, сдаваясь.
– Я все же подожду. Совсем немного, – ответила она.
Дафна не понимала, почему не хочет ни с кем делиться своим открытием еще хотя бы несколько дней, но таково было ее намерение. А поскольку именно ее тело пыталось вывернуться наизнанку, то герцогиня посчитала, что имеет право принимать подобные решения.
– Ой, чуть не забыла. Мы получили весточку от вашего брата. Он приедет в город на следующей неделе, – сообщила Мария.
– Колин? – уточнила Дафна.
Мария кивнула.
– С семьей.
– Они обязательно должны остановиться в нашем доме, – сказала герцогиня.
У Колина с Пенелопой не было собственного городского дома, и в целях экономии они останавливались либо в доме Дафны, либо у их старшего брата, Энтони, который унаследовал титул и все, что к нему прилагалось.
– Пожалуйста, попроси Белинду написать от моего имени письмо и настоятельно пригласить их прибыть в Гастингс-хаус.
Мария кивнула и вышла.
Дафна застонала и постаралась уснуть.
***
К тому времени, как Колин и Пенелопа с выводком четырех очаровательных детишек появились на пороге городского дома герцога Гастингса, Дафну тошнило по несколько раз в день. Саймон все еще понятия не имел о ее состоянии; герцог задержался в деревне из-за каких-то проблем с затопленным полем, и теперь его ждали лишь к концу недели.
Но Дафна не собиралась позволять тошноте отвлекать ее от приветствия любимого брата.
– Колин! – воскликнула она, широко улыбнувшись при виде знакомых искорок в зеленых глазах. – Мы так давно не виделись.
– Совершенно с тобой согласен, – ответил Колин, порывисто обнимая сестру, пока Пенелопа пыталась завести детей в дом.
– Нет, нельзя гоняться за этим голубем! – строго журила та отпрыска. – Прости ради Бога, Дафна, но…
Выбежав обратно на крыльцо, Пенелопа ловко схватила семилетнего Томаса за воротник.
– Тебе повезло, что твои безобразники выросли, – с усмешкой посетовал Колин, отступая на шаг. – Мы не успева… Боже милостивый, Дафф, что с тобой?
Братьям чувство такта незнакомо.
– Ты ужасно выглядишь, – заявил он, как будто ясно не дал это понять своим первым утверждением.
– Мне немного нездоровится. Вероятно, несвежая рыба, – пробормотала Дафна.
– Дядюшка Колин!
Внимание Колина, к счастью, привлекли Белинда и Кэролайн, сбегавшие вниз по лестнице, растеряв всю женскую грацию, присущую леди.
– Ты! – с улыбкой поздоровался он, обнимая одну девушку. – И ты! – Колин оглянулся по сторонам. – А где еще одна «ты»?
– Амелия отправилась по магазинам, – сообщила Белинда, прежде чем обратить свое внимание на маленьких кузенов и кузин.
Агате только исполнилось девять, Томасу – семь, Джейн – шесть. Малышу Джорджи в следующем месяце должно было стукнуть три.
– Ты уже такая высокая! – с улыбкой обратилась к Джейн Белинда.
– За последний месяц я выросла на два дюйма[4]! – заявила малышка.
– За год! – тихо возразила Пенелопа. Она не могла обнять Дафну, так что просто наклонилась над детьми и пожала золовке руку. – Я знаю, что в прошлый приезд уже видела, насколько повзрослели твои девочки, но меня это каждый раз безмерно удивляет.
– Как и меня, – призналась Дафна.
Иногда, просыпаясь поутру, она нет-нет да и думала секунду-другую, что ее девочки по-прежнему в пеленках. То, что они уже стали взрослыми дамами…
Это было непостижимо.
– Ну, ты же знаешь, что говорят о материнстве, – сказала Пенелопа.
– Что? – проворчала Дафна.
На секунду замолчав, Пенелопа криво улыбнулась золовке:
– Годы летят, а дни тянутся бесконечно.
– Это невозможно, – возразил Томас.
Агата раздраженно вздохнула:
– Он воспринимает все слишком буквально.
Дафна взъерошила русые волосы племянницы.
– Ты уверена, что тебе всего девять?
Она просто обожала Агату. Было в этой малышке, такой серьезной и непреклонной, нечто особенное, что всегда трогало ее сердце.
Агата не была бы Агатой, если бы не поняла, что вопрос риторический, поэтому просто приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать тетушку.
Дафна чмокнула племянницу в щечку, затем повернулась к молодой няне, которая приехала вместе с семьей Колина и стояла возле двери с маленьким Джорджи.
– А ты как поживаешь, мой сладенький? – засюсюкала Дафна, беря мальчика себе на руки. Он был пухленьким блондином с розовыми щечками и ангельским детским ароматом, несмотря на то, что уже вышел из младенческого возраста. – Ты выглядишь восхитительно, – сообщила герцогиня племяннику, делая вид, что собирается укусить его за шею.
Она приподняла мальчугана, по-матерински его укачивая и сама не замечая того.
– Тебя ведь больше не надо укачивать, правда? – прошептала она, снова целуя племянника.
Кожа малыша была изумительно нежной, и герцогине припомнилось то время, когда она сама была молодой матерью. В ее распоряжении, разумеется, были няни и служанки, но она даже не могла сосчитать, сколько раз заходила в комнаты своих детей, чтобы украдкой чмокнуть каждого в щечку и посмотреть, как они спят.
Ох, ну ладно, она сентиментальна. Это не новость.
– Сколько тебе лет, Джорджи? – спросила Дафна, раздумывая, что, вероятно, сможет вновь через это пройти. Правда особого выбора у нее не было, но с малышом на руках она все же чувствовала себя увереннее.
Агата потянула тетю за рукав и прошептала:
– Он не говорит.
Дафна моргнула.
– Извини, что ты сказала?
Агата украдкой посмотрела на своих родителей, как будто не знала, стоит ли что-то рассказывать. Те болтали с Белиндой и Кэролайн и ничего не заметили.
– Он не говорит, - повторила малышка. - Ни слова.
Дафна немного отклонилась, чтобы снова взглянуть в лицо Джорджи. Малыш улыбнулся ей, демонстрируя такие же, как у Колина, морщинки в уголках глаз.
Герцогиня снова перевела взгляд на Агату.
– Он понимает, что говорят другие?
– Каждое слово, я в этом уверена, – кивнула та. И уже тише продолжила: – Мне кажется, это беспокоит маму и папу.
То, что их ребенок, которому скоро исполнится три, еще ни слова не сказал? Дафна точно знала, что Колина и Пенелопу это беспокоит. И вдруг герцогиня поняла, зачем брат с невесткой так неожиданно наведались в город. Им нужен был совет. Саймон сам когда-то был таким же молчаливым ребенком. Не говорил лет до четырех, а потом еще долгие годы страдал частыми приступами заикания. И даже теперь, когда он расстраивался, проблемы с речью тут же настигали его вновь: странные паузы, многократно повторяемые звуки, определенные задержки при произнесении слов. Саймон все еще переживал из-за своего недостатка, но уже не так сильно, как при их с Дафной знакомстве.
Однако герцогиня видела в глазах мужа терзающие его чувства. Вспышки боли. А может, гнева. На себя, на свою слабость. О кое-каких вещах человек не в силах полностью позабыть, полагала Дафна.
Она неохотно отдала Джорджи обратно няне и повела Агату к лестнице.
– Идем со мной, милая. В детской все готово. Мы достали все старые игрушки девочек.
Герцогиня с гордостью наблюдала, как Белинда взяла Агату за руку.
– Ты можешь поиграть с моей любимой куклой, – совершенно серьезно разрешила средняя дочь Дафны.
Агата посмотрела на кузину с чем-то сродни благоговению и направилась вслед за ней вверх по лестнице.
Дафна подождала, пока не уйдут все дети, а затем повернулась к брату и его жене:
– Чаю? Или желаете сперва переодеться с дороги?
– Чаю, пожалуйста, – ответила Пенелопа, вздохнув так, как может вздыхать лишь донельзя уставшая мать.
Колин согласно кивнул, и они вместе зашли в гостиную. Стоило всем рассесться по местам, как Дафна решила без проволочек приступить к делу. Все-таки это ее брат, который знает, что может поговорить с ней о чем угодно.
– Вы переживаете о Джорджи, – произнесла Дафна, не спрашивая, а констатируя факт.
– Он до сих пор не сказал ни слова, – тихо посетовала Пенелопа. И пусть говорила она ровно, но с трудом сглотнула комок в горле.
– Он нас понимает, я в этом уверен, – продолжил Колин. – Совсем недавно я попросил его собрать игрушки, и он послушался. Сразу же.
– Саймон был таким же, – проронила Дафна, переводя взгляд с Колина на Пенелопу и обратно. – Полагаю, за этим вы и приехали? Поговорить с Саймоном?
– Мы надеялись, что он сможет кое-что нам пояснить, – ответила Пенелопа.
Дафна медленно кивнула.
– Не сомневаюсь, он так и сделает. Его задержали дела за городом, но до конца недели он должен вернуться.
– Мы не спешим, – отозвался Колин.
Краем глаза Дафна заметила, как у Пенелопы опустились плечи. Такую незначительную перемену способна заметить лишь другая мать. Пенелопа понимала, что спешки нет. Они ждали, пока Джорджи заговорит, почти три года, и еще несколько дней ничего не изменят. И все же она отчаянно хотела что-то сделать. Предпринять что-нибудь, чтобы исцелить своего ребенка.