Но теперь было слишком поздно. Я могла сделать только одно: как можно плотнее прижать верёвку крышкой люка и надеяться, что она удержится.
Я спустилась по лесенке. Казалось, мне понадобилась целая вечность для того, чтобы вытащить верёвку из цистерны. И всё это время я не обращала внимания на грохот над головой, но теперь заметила, что он начал стихать. Я различала лишь удары отдельных копыт. Я мгновенно облилась потом с головы до ног, но всё же нашла свободный конец верёвки, схватила его и побежала. Я вся была в бензине, я дышала бензином и чувствовала себя очень странно, как будто парила над травой. Но это не было приятным парением, скорее от него меня начинало тошнить.
Я была уже в сотне метров от кустов, когда одновременно услышала два звука: один был приятным, второй — нет. Приятным звуком было урчание моторов мотоциклов. А неприятным — громкий крик на мосту.
Это звуки, которых не может издать горло, они не имеют отношения к английскому языку, но ошибиться в их значении притом невозможно. Когда я была маленькой, у нас был пёс по кличке Руфус, помесь колли и спрингер-спаниеля, — прирождённый охотник на кроликов. Я частенько брала его с собой на дневную прогулку, чтобы посмотреть, как он несётся за кроликом. В разгар погони Руфус по-особенному взвизгивал, таких звуков он не издавал ни в какое другое время. И где бы я ни была, чем бы ни занималась, услышав такой визг, знала: Руфус гонится за добычей.
И точно так же крик на мосту, хотя и прозвучал на чужом языке, был абсолютно понятен. Он означал: «Тревога! Все сюда!» И пусть мне оставалось пробежать всего сотню метров, мне это расстояние представилось вдруг бесконечным. Мне казалось, я никогда не доберусь до своей цели, что мне никогда не пересечь такое огромное пространство и я буду бежать туда всю оставшуюся жизнь, но так и не окажусь там. Это был ужасный момент, я оказалась рядом со смертью. Меня охватило странное ощущение — будто я уже вступила на территорию смерти, хотя пуля в меня пока не попала. Не знаю даже, стрелял ли кто-нибудь. Но если бы пуля и угодила в меня, вряд ли я бы её ощутила. Боль могут чувствовать только живые люди, а я плыла над миром живых.
Потом появилась Фай и закричала:
— Ох, Элли, скорее, пожалуйста!
Она стояла в кустах, но как будто прямо передо мной, и лицо её казалось огромным. Думаю, до меня дошло именно слово «пожалуйста»: оно заставило меня почувствовать, что я нужна подруге, что я важна для неё. Наша дружба, любовь, назовите как хотите, проскочила над голой землёй и взбодрила меня. Я наконец осознала, что в воздухе свистят пули, что я топаю по земле, хватая ртом воздух, и у меня болит грудь. А потом вдруг я оказалась под защитой деревьев и неслась к мотоциклам, уронив конец верёвки и предоставив Фай заняться им. Мне ужасно хотелось обнять Фай, но при этом хватило ума понять, что я пропитана бензином и это стало бы для подруги смертным приговором.
Я схватила тот мотоцикл, что стоял подальше, и развернулась лицом к Фай. И как раз тут послышалось шипение и по траве побежала полоска огня. Фай уже неслась ко мне. К моему изумлению, её лицо светилось, и дело было не в огне — оно светилось изнутри. Фай пылала воодушевлением. Я даже подумала, не прячется ли где-то в ней настоящий пироман. Она схватила свой мотоцикл, мы резко развернулись на задних колёсах, оставив безобразные ямы на ухоженной траве лужайки для пикника города Виррави. Фай ехала впереди, издавая дикие воинственные вопли. И — да, теперь я признаю, что это именно мы оставили колеи на седьмом поле для гольфа. Мне очень жаль. С нашей стороны это было слишком по-детски.
22
Когда мы встретились с Гомером и Ли в овраге за домом Флитов, то минут десять все говорили одновременно, пытаясь перекричать друг друга. Это было облегчение, волнение, объяснения, извинения.
— Заткнитесь все! — рявкнул наконец Ли, используя тактику Гомера, и во внезапно наступившем молчании сказал: — Вот так-то лучше. Так, Фай, ты первая. Говори.
Мы с Фай рассказали свою историю, парни рассказали свою. Они, находясь в отдалении, на другой стороне реки, и чувствуя себя в безопасности, задержались, чтобы посмотреть на взрыв, а мы с Фай только слышали его.
— Ох, Элли! — сказал Гомер. — Это было самое грандиозное зрелище в моей жизни!
Я тут же испугалась, как бы нам всем не превратиться в пироманов.
— Да, — согласился Ли. — Взрыв был что надо.
— Расскажите всё по порядку, — попросила я. — И не спешите. У нас весь день впереди.