— Пойду поищу его! — сообщил я.
Я взлетел по лестнице в свою комнату и схватил бинокль. После чего поспешил вниз.
Задний двор оказался не слишком удачным местом для наблюдения. Я провел там множество часов, наблюдая за небом, пока все мускулы не заболели. И ничегошеньки не видел.
Сегодня, решил я, попробую наблюдать за небом с переднего.
Проходя мимо гостиной, я услышал, что по телевизору до сих пор обсуждают загадочный метеор. Я видел, что Белл втиснулась между мамой и папой, и вид у нее был слегка испуганный. Папа обнял ее за плечи. Мама держала ее ладошки.
Иногда, когда она выводит меня из себя, я забываю, что она всего-навсего маленькая девочка, которая старается казаться крутой. Но этот метеор (если это действительно был метеор) бедняжку здорово напугал.
На экране ученый оживленно обсуждал с репортером таинственный объект.
— Гражданам не следует беспокоиться, — говорил он. — Нет решительно никаких причин для паники.
— Сэр, — спросил репортер, — как вы считаете: этот космический объект отныне будет постоянно сопровождать Землю, наподобие новой Луны?
— На данный момент нам это неизвестно, — раздраженно ответил ученый. — Сейчас нам остается лишь строить догадки.
Неубедительный какой-то ответ, подумалось мне. Неужели правительство что-то от нас скрывает?
Я распахнул дверь и выбежал на двор.
Была ясная, теплая ночь. Ряды высоких пальм на углу со скрипом покачивались под теплым, но настойчивым ветерком. Бледный серп луны висел в небе, испещренном мириадами мерцающих звезд.
Я слышал, как детишки смеются и плещутся в бассейне возле дома Артуров на другой стороне улицы. Мимо проехал микроавтобус; к его крыше была привязана доска для серфинга, а из окон лились задорные ритмы кантри.
— Где же ты, метеор? — пробормотал я вслух.
Я поднес бинокль к глазам и принялся рассматривать звездное небо.
Но вскоре остановился.
У меня возникло сильное чувство, что я здесь не один. Что кто-то за мной наблюдает.
Я опустил бинокль, повернулся… и увидел, что в соседнем дворе стоит мистер Флешман.
Одетый во все черное, он практически сливался с ночной темнотой. Как и я, он следил за небом в бинокль.
— Ищешь комету? — спросил мистер Флешман. Он не повернулся ко мне. Он продолжал смотреть на звезды. — А я все жду, когда приземлятся мои товарищи…
Я засмеялся:
— Все шутите, да?
— Шучу, значит? — сказал он.
Он опустил бинокль.
Повернулся ко мне лицом.
И я дико заорал, когда его глаза вывалились из глазниц!
9
Его глазные яблоки раскачивались на длинных нервах.
Мистер Флешман запрокинул голову и расхохотался хриплым трескучим смехом.
Меня передернуло. Стало ужасно стыдно.
Чего я так разорался? Как мог я попасться на такой старый и глупый трюк?
Резиновые глаза на длинных стебельках. Крепятся к фальшивой оправе очков.
Такая чушь!
Хихикая себе под нос, мистер Флешман снял фальшивые очки и протянул их мне:
— Хочешь примерить?
— Э… нет, спасибо, — промямлил я. Я чувствовал себя полным кретином — из-за того, что заорал.
— Я их сделал сам, — сказал он, все еще держа их передо мной. — Натурально как смотрятся, да?
— Ну да, — ответил я.
Зачем он выкинул со мной такую глупую шутку? — недоумевал я. Неужели он специально меня поджидал? С чего это он вдруг сделался таким дружелюбным? Или действительно хотел меня напугать?
— А вы видели метеор? — спросил я, взглянув на небо.
Мистер Флешман покачал головой. Он пересек лужайку и остановился рядом со мной.
— Не думаю, что он сейчас в нашем полушарии, — ответил он. — Сомневаюсь, что он пройдет над нами до завтра.
— Как вы считаете, это комета или метеор, или что-то другое? — спросил я.
Он не ответил. Он пытливо смотрел на меня этими странными серебристыми глазами.
— Моя сестренка Белл его боится, — продолжал я. — Она думает, что это космический корабль или что-то типа того.
У меня пересохло во рту. Внезапно я осознал, что тараторю, как пулемет. Все потому, что я нервничал.
Мистер Флешман не проронил ни слова. Его улыбка исчезла; его глаза вперились в меня.
— Ты многое рассказал своей матери, не так ли, Джек? — спросил он. От его холодного, хриплого голоса по моей спине пробежала холодная дрожь.
— Простите? — вырвалось у меня.
— Ты говорил своей матери всякие… вещи? — прохрипел он. Он склонился надо мной. Какой же он высокий! И эти глаза — такие холодные, такие… жестокие…