Если бы она была рядом! Только об этом и думала Нандалее каждый час с того самого дня, который миновал с тех пор. Без Гонвалона жизнь ее стала пустой и бесцельной. Никогда больше ее не будут так любить! И чем она отплатила за его преданность? Как часто мучила его своими капризами, а он ради нее готов был на любую жертву. Он восстал против своего повелителя, против Золотого. Его лишили звания драконника, отняли татуировку, которая связывала его с наставником. Гонвалона прогнали, потому что он отказался убивать ее. И как она отплатила ему…
Нандалее боролась со своими чувствами, горло сдавило так, что она едва дышала. Давно она перестала плакать, все слезы были давно пролиты. Но боль не отступала. Потеря Гонвалона оставила в ее сердце такую рану, которая не заживет никогда.
Эльфийка снова открыла глаза и посмотрела на стены, чувствуя, что он здесь. Она знала о его страсти, чувствовала его силу. Конечно же, ему не нужны дырки между уложенными в стену камнями. При желании он мог видеть сквозь стены. Он чувствовал, каково ей, в этом Нандалее была совершенно уверена. Они были слишком близки друг к другу, когда он наносил татуировку ей на спину. То была настоящая оргия, сплетение боли и страсти. Никогда прежде ей не доводилось переживать ничего подобного. Гонвалон был слишком умен, чтобы спрашивать о тех ночах, а Нандалее не знала, сколько их вообще было. Внизу, в гроте под пирамидой, не было ни дня, ни ночи — лишь влажная жара да свет факелов, и еще его сила, которой было пронизано все там, внизу.
Рука потянулась к железному ошейнику. Неужели он думает, что ее так легко удержать? Нандалее закрыла глаза и просунула под кольцо оба больших пальца. Оно было не тугим и не царапало кожу. Произнеся слово силы, она решила разбить его. Представила себе, как ржавчина пожирает толстый кусок железа, пока оно не станет настолько хрупким, что его можно будет разорвать одним рывком. Эльфийка вложила в заклинание всю свою силу. Почувствовала, как нагревается под руками металл, а затем ошейник съежился. Нандалее испуганно убрала руки. Они покраснели от образовавшейся ржавчины, но она не въелась глубоко в металл, а разошлась только по поверхности.
Должно быть, Темный наложил на железные кольца заклинания, которые заставляли их становиться меньше всякий раз, как она пыталась освободиться.
В те часы в его гроте он затронул звериную струну ее натуры. Ни единого мгновения не думала тогда Нандалее о Гонвалоне, отдаваясь Темному. Раскаяние пришло лишь позже.
Внутренности свело судорогой. Ощущение было такое, словно внутри что-то царапает. Голод! Слишком часто не обращала она внимания на свои животные инстинкты. Перевела взгляд на миску с сырым мясом, затем снова подняла голову и улыбнулась. Пусть посмотрит, что он с ней сделал. Пусть страдает вместе с ней.
Отогнав мух от мяса, она взяла в руки один из кусков и стала есть, не отводя взгляда от противоположной стены. Нет… Это нельзя было назвать «есть». Она жадно впивалась зубами в кровоточащее мясо, глотала его, почти не прожевывая.
Боль внутри отпустила.
— Смотри, во что ты меня превратил, — прошептала она. Он умеет читать по губам. Громко говорить не нужно — Я всегда была бы твоей слугой, если бы ты не отнял у меня Гонвалона. А то, что осталось от меня без него, ты иметь не захочешь.
Третий
Нодон осторожно отодвинул в сторону маленькую заслонку на зарешеченном окошечке в двери. Он не должен был находиться здесь. Кроме нескольких газал и Темного доступа в темницу Нандалее не имел никто. Должно быть, охотница заметила его, посмотрела на дверь наполненными ненавистью глазами. Затем взяла кусок сырого мяса и принялась жрать, словно зверь. Так она поступала всякий раз, как он приходил сюда. Что с ней такое? Что разрушило ее рассудок? Неужели она слишком сильно любила?
Темный посадил ее на цепь, как зверя, но она могла воспользоваться постелью, миской для умывания… Может быть, так она наказывает Перворожденного? И сколько же продлится эта сумасшедшая дуэль?
Мастеру меча было невыносимо видеть Нандалее в таком виде. Открыв Незримое око и поглядев на магический мир, он увидел то, что не видно было обычным зрением. Аура Нандалее пылала красным. Ею правил неконтролируемый гнев. Пронизывал он и маленькие ауры. В ее теле росли тройняшки! Тройняшки!
Они невинны. Их аура должна была быть золотистой, но гнев матери уже перекинулся на них. Вместо золота они отливали темно-медяным цветом. Ауры детей были необычайно сильны. Они уже сейчас обладали силой, а однажды станут великими чародеями. Но было еще что-то, что он не мог разобрать. Было в них что-то неправильное, и Нодон не мог понять, что именно. Что ж, в жизни своей ему доводилось видеть совсем немного беременностей, но ему казалось, что именно в этой нарушена гармония. Словно бы дети боролись против своей матери. И словно бы знали об этом… Но ведь они еще не могут обладать рассудком… Или могут?