— Вы помните нападение на храмовый квартал Цапоте, повелитель?
Бессмертный наморщил лоб.
— Конечно.
— А убитых воинов-цапотцев, которых мы нашли? Тех жутких зверолюдей? Воинов, которые остановили колесницы Муватты на высокогорной равнине Куш, хотя люди бессмертного превосходили их по численности не менее чем в двадцать раз. Люди-ягуары из Цапоте — лучшие воины этого мира. А дети демонов убили их, — Ашот щелкнул пальцами. — Просто убили. Скажите мне, господин, как же мне вести людей в бой против непобедимых демонов? Что может остановить их?
На миг Аарон словно бы снова рассердился. Стиснул губы, бросил на него колкий взгляд.
— Именно эти вопросы и делают тебя столь ценным советником. Вопросы, которые остальные не осмеливаются задать. И я отвечу тебе честно. Мы думаем, что дети демонов придут в Нангог, чтобы помочь Зеленым духам и тем появившимся вновь чудовищам. Мы должны как можно скорее прогнать чудовищ, которые ждут нас там. Мы должны стать сильнее. Должны обучить своих воинов, и когда придут демоны, Нангог для них станет словно бы полон барханов. Каждая отдельная песчинка сама по себе слаба. Их сила в количестве, и таков наш план — превратить обычный песок в барханы.
Ашот покачал головой.
— Это же просто слова. Я все еще не понимаю, каков план. Что именно превратит нас из обычных песчинок в смертоносные барханы?
— Наша готовность отдать десять жизней за одного мертвого демона. Двадцать, если будет нужно… В конце концов непобедимыми нас сделает именно наше количество, — Аарон побледнел, но в чертах его лица по-прежнему читалась решимость, из-за которой в душе Ашота умерла какая бы то ни было надежда на то, что правитель откажется от своего убийственного плана.
— Вы выбрали не тот образ, бессмертный, — с горечью произнес капитан. — Песчаная равнина — это так чистенько. Но вы решили утопить демонов и чудовищ Нангога в крови своих подданных. Как вы можете ковать днем такие планы, а ночью развлекаться со своей кухаркой? В какого человека вы превратились? Когда вы лишились души? — Стоило Ашоту произнести эти слова, как он пожалел об этом. Не содержания, он говорил правду, но цены, которую придется заплатить за это, воин опасался.
К его огромному удивлению, бессмертный был спокоен, лишь пристально поглядел на него. Во взгляде правителя не было даже укора.
— У тебя есть мечта, друг мой?
Ашот растерялся.
— Не понимаю…
— Есть у тебя что-то, чего ты непременно хочешь добиться в жизни? Что-то, о чем ты думаешь, прежде чем уснуть, и первое, что приходит в голову, когда ты просыпаешься? Что-то, что зажигает тебя, делает жизнь богаче и придает ей цель?
Капитан помедлил, хотя ответить мог сразу. Именно его служба бессмертному наполняла жизнь смыслом. Он не мечтал о женщине, о власти или богатстве. Иногда, ложась ночью спать, оставляя позади все обязанности, он чувствовал, что жизнь его пуста, и от этого становилось больно.
— Я не мечтаю, — раздраженно ответил он, догадываясь, что такого ответа Аарон и ожидал. — Я твердо стою обеими Ногами на земле.
Правитель улыбнулся.
— Да, это часть проблемы. Ты стоишь. В твоей жизни нет движения. Ты смирился с миром в том виде, в каком он есть. А я хочу изменить его. Хочу сделать его лучше. Хочу превратить его в такое место, где не будут угнетать слабых. Где крестьянин и сатрап равны перед законом. Местом, где нет ненависти и эксплуатации. Мы в силах изменять мир, в котором живем. Возможно, это ошибка— отправляться в Нангог и не удовлетворяться миром, который был дарован нам богами с самого начала времен… Я не могу обратить время вспять, не навлекая на свой народ огромной беды, поэтому иду вперед. Мы должны сделать мир Нангог безопасным и позаботиться о том, чтобы с неба не обрушился столп пламени, чтобы в мгновение ока обратить в пепел целый город и его обитателей. И когда эта цель будет достигнута, воцарится мир и справедливость. Я приложу максимум усилий, чтобы достичь этого, — правитель взял в руки дощечку, которую Ашот положил на стол. — Отнеси это писарям. Каждый сатрап, каждый свободный город и каждый крупный храм должны получить копию с нее и привести в исполнение новый закон.