(Перевод с польской рукописи)
Настоящий рассказ составляет отрывок из рукописи, составленной на польском языке известным в Царстве Польском римско-католическим священником, прелатом Буткевичем.
Буткевич родился в Ковенской губернии, в городе Кретингене, в 1794 г. По окончании образования в бывших Сейнском лицее и Варшавском Александровском университете со степенью магистра богословия, он получил за границей степень доктора богословия. В последствии занимал следующие должности: делопроизводителя бывшей комиссии по духовным делам; настоятеля сувалкского прихода и вместе с тем официала августовской епархии (помощника епископа по управлению епархией); настоятеля владиславовского прихода; ректора бывшей Варшавской духовной академии; в 1850-х гг. — администратора (управляющего) августовской епархии и, наконец, настоятеля сначала вильковишского, а потом пренского приходов. Умер в Пренах (городок Мариампольского уезда, Сувалкской губернии) от холеры, в 1871 г.
Будучи вильковишским настоятелем, он был командирован в 1860-х гг., для занятий в бывшей правительственной коммисии внутренних и духовных дел. В комиссии много содействовал разъяснению вопросов касательно католического духовенства в Привислянском крае и в особенности монастырей, из которых большую половину предположено было закрыть в то время. С этой целью тогдашний главный директор правительственной комиссии внутренних и духовных дел, князь В. А. Черкасский, окружил себя опытными людьми в этом деле и, между прочим, вызвал в Варшаву прелата Буткевича.
Я отношу к редким случаям моей жизни то обстоятельство, что видел во время моей юности нашествие французского войска на Россию и несчастное его отступление; что был свидетелем объявления войны Наполеоном государю Александру I в присутствии армии, состоявшей из нескольких сот тысяч солдат, собранной на вильковишских полях (город Сувалкской губернии); что, наконец, смотрел на бегство Наполеона из Москвы.
Стечение различных обстоятельств и в особенности назначение меня, по истечении пятидесяти лет, приходским священником в городе Вильковишки было причиною того, что я решился посвятить свободное время от прямых моих занятий воспоминанию того времени, к которому относятся упомянутые исторические события.
В этом рассказе читатель найдет много таких подробностей, о которых нигде не услышит и которых не найдет ни в одной книге, несмотря на то, что о Наполеоне I уже достаточно напечатано. Не думаю здесь описывать его жизнь, не думаю также изучать его гений, который прославил Наполеоново имя; но я намерен описать только впечатление, которое Наполеон произвел на меня в то время, когда я смотрел на него в Вильковишках, окруженного военным могуществом, и затем, когда видел его бегство в Сейнах[1], на простых санях, почти без всякой свиты. Кроме этих двух обстоятельств, хочу упомянуть о следствиях движения Наполеоновой армии в той части Литвы, в которой я был очевидцем чрезмерной гордости французского императора.
Смотря на блестящую комету, бывшую в 1811 г., жители Литвы ожидали чего-то особенного; но во всяком случае не думали, что в следующем году увидят столь громадное войско, которое посетило их страну. За несколько недель до нашествия французов, получено распоряжение, на основании которого жители собирали хлеб, спирт, ветчину и вообще съестные припасы. Одновременно в «Варшавской газете», которой единственный экземпляр на весь уезд был у подпрефекта (начальника уезда), было напечатано, что в Варшаву прибыло вестфальское войско и что в Германии образуется сильная армия. По истечении нескольких дней, появились большие отряды французской конницы в окрестностях города Сейн, в котором я пребывал в качестве ученика народного лицея. Командовал всей конницей генерал Gruche, а отрядом, квартировавшим в городе Сейнах, баварский генерал граф Вреде. Будучи недоволен сейнскими жителями за то, что они не встретили его торжественно у городских ворот, наложил он на город контрибуцию в 24.000 франков, с тем, что если деньги на следующий день не будут уплачены, то город будет предан грабежу и пламени. По ходатайству подпрефекта, генерал Груши освободил жителей от контрибуции, но за то князь Вреде отомстил им тем, что приказал срывать солому с крыш на подстилку лошадям, жать хлеб и носить траву для лошадей, вместо сена, которое заблаговременно уже было заготовлено жителями, для этой цели, по распоряжению местной администрации. Мало того, князь Вреде приказал вывести из города два драгунских полка, которые ночевали в городе, собрал их затем на городском поле и, под предлогом произведения им смотра, двинул их в городские сады и огороды, принадлежавшие лицею и приходу. По истечении нескольких часов, когда многие фруктовые деревья были срублены, когда посевы и огородные овощи были вытоптаны конскими копытами, приказано было полкам очистить сады и огороды и двинуться в дальнейший путь во время невыносимой жары. Осталось в садах только несколько десятков лошадей, околевших от нездорового корма, в особенности от сжатого хлеба. Замечательно было то обстоятельство, что деревья в садах не высыхали, несмотря на то, что были лишены ветвей; яровой хлеб вырос снова, а озимые хлеба, хотя были сжаты и истреблены французами, однако отросли, и осенью жители дождались обильного урожая. Не считаю это чудом, но упоминаю об этом обстоятельстве, как о совершившемся факте, как о явлении, редко случающемся в растительном царстве. Вслед за отрядом баварского генерала сейнские жители имели возможность видеть все новые и новые полки, состоявшие из различных национальностей и не уступавшие друг другу в дурном обращении с городскими жителями. Грабили все, что попало под руки, и в особенности съестные припасы; разогнали лицей, в соборе поместили солдат, которые ночевали даже на престоле и вообще осквернили храм Божий. В окрестности города прибыла итальянская конно-егерская дивизия, под начальством генерала Домбровского (не того Домбровского, который собирал польские легионы за границей), и штаб ее остановился на несколько дней в городе. Частью по привычке, частью застигнутые голодом, егеря искали по всем углам драгоценных предметов и съестных припасов. Ища, они попали в ледник настоятеля и нашли в нем несколько бочек пива, известного под названием мартовского [marcove]. Понравился итальянцам этот напиток и поэтому пили его до-пьяна. Неизвестно по какой причине, но вероятно из зависти, отличающей вообще итальянцев, чтобы пиво не досталось другим, испортили они бочки, и напиток наполнил ледник до того, что итальянцы начали тонуть и звать на помощь; но, несмотря на то, что прибывшие на помощь освободили нескольких пьяных солдат из ледника, двое из них найдены мертвыми в погребе. Вследствие этого, военное начальство заподозрило жителей в измене и стало открыто обвинять ксендзов и их прислугу в убиении упомянутых солдат. Ксендзы ушли и скрылись в лесу, а т. к. я жил у своего дяди, приходского священника, то привязались ко мне и хотели было отдать под суд и затем расстрелять. Как только я узнал об этом, ушел из дому в лес и очутился в двадцати верстах от Сейн, в дер. Урдомине, в которой был другой приход моего дяди, ксендза Марциевского. В Урдомине все было разграблено; остался только викарный ксендз Улидович, в последствии главный священник польского войска и инфулост[2] замостской коллегиаты[3], с одной служанкой, т. к. вся остальная прислуга, с более ценными вещами и с домашним скотом, ночевала в лесу, чтобы таким образом уйти от преследования французов. Три дня ничего я не ел и поэтому просил ксендза дать мне что-нибудь поесть, тем более, что я устал и чувствовал полное истощение сил. Но ксендз сказал, что у него нечего есть, поэтому и мне ничего не может дать. Однако-ж я обрадовался, когда заметил, что служанка собирается печь хлеб; моя радость еще более усилилась, когда я увидел, что в печи жарится гусь, принесенный какой-то крестьянкой священнику. Но вдруг мы были поражены каким-то шумом, который все более и более приближался к дому настоятеля. Шум производил отряд баварских драгун, занимавшихся грабежом. Баварцы нашли в печи и гуся и хлеб; при виде отнимаемого у нас последнего куска хлеба, я едва мог удержать слезы. К нашему счастью, в урдоминском поместье временно пребывал у своей родственницы, г-жи Турчинович, поручик Наполеоновой гвардии уланского полка, Фадей Тедвен. Он, известив командира баварского отряда, что оставлен в Урдомине для защиты жителей от нанесения обид Наполеоновыми войсками (г. Тедвен считался только в отпуску), позвал начальника отряда к себе и приказал возвратить жителям все то, что баварцы разграбили в их домах. Баварцы послушались. Но за то в 20 верстах от Урдомина отряд ограбил местечко Сомно, причем из тамошнего костела взял 4.500 рублей, собранных на ремонт церкви.