Петухов Юрий
Вторжение из ада (Звездная месть - 4)
Юрий Петухов.
ВТОРЖЕНИЕ ИЗ АДА
"Звездная месть" #4
СТРАННИК
Пролог
ОТЧАЯНЬЕ
С самой гиблой каторги можно бежать. Из тюремного каменного мешка можно выползти наружу - на свет Божий. Нет на Земле и в Космосе такого места, откуда бы нельзя было уйти - ни планеты такой, ни звезды нет:
стремящегося на волю не удержит притяжение Голубого гиганта, и во мраке черных бездн окраинных квазипульсаров есть лазейки, и из Чужих Вселенных пролегают тропинки. Так уж устроено Мироздание, что всегда и отовсюду находится выход - и пространственный... и внепространственный.
Из-под топора, с отрубленной от тела головой, бежит в мир иной или во мрак небытия приговоренный, и его уже не казнить второй раз, он ушел от палачей своих, ему открылся выход. Да, и ему! Бежит из собственной, выстроенной самим собою тюрьмы самоубийца - и он, слабый духом, находит выход, и он отворяет калитку во мрак и пропасть. Бегут от Большого, всеуничтожающего Взрыва сверхцивилизации, бегут от вечной смерти, бегут из материи в нематерию, в ипостась, коей и названий еще не придумано. И теряют себя. И обретают себя! Ибо перевоплощение - тоже выход. Все живое имечущееся во Вселенной жаждет исхода. И дается ему Исход!
Животное, объятое ужасом, гонимое лесным пожаром, кидается в пламя смертное. И уходит из огненного ада. Человек, отрешившийся от земного, встает в полный рост и идет грудью на пули - перед ним уже зияет провал в высшие миры.
Отчаянье! К одним ты приходишь слишком рано, к другим вовремя... но опозданий не бывает.
Нет выхода сильному духом из самого себя. Ибо только он сам для себя и тюрьма, и каторга. Открыто перед ним множество дверок и щелок, змеятся тропки, вьются лазейки. Но нет Выхода. Не всякая щель для него Выход.
Исступленно мечется он во мраке своего заточения, ощупывает изодранными в кровь ладонями угрюмые, холодные стены, бьется грудью о камни, стенает и ропщет... но не желает встать на колени, пасть на брюхо и червем выползти в щель. Ибо сильный духом есть. Ибо Человек!
Если раньше в растрепанной и неухоженной шевелюре Гуга Хлодрика пестрели и рыжие, и, как подобало подлинному викингу, светлорусые волоски посреди чего-то неопределенно-пепельного, то теперь он был сед - старчески сед. Иван смотрел на Гуга и не мог поверить глазам - вот так и седеют: за день, за ночь.
- Сколько у нас времени, как думаешь? - спросил он тусклым, севшим голосом. Он хотел проверить себя. Но знал, точного ответа ему никто не даст.
- Две недели, не меньше, - так же отрешенно пробормотал Гуг.
Он был трезв и мрачен, левая рука подрагивала. И левый уголок рта был как-то неожиданно и скорбно приопущен. Иван вглядывался в приятеля неужто прихватило, нет, не может быть. Гуг - человек исполинского, немыслимого здоровья, он и в Школе отличался крепостью. Нет, это все нервы.
Гуг сам отнес на руках свою любимую, свою Ливу Стрекозу. Они долго кружили в подземных лабиринтах заброшенной гравидороги позапрошлого века, пока не уперлись в ремонтно-складской сектор. "Тут есть морозильная камера", - выдавил Гуг после долгого молчания.
"Нет, никаких камер!" - отрезал Иван. "Сейфы?" Иван кивнул. "А воздух?"
- Гуг смотрел с недоверием. Но это была последняя ниточка, он не желал выпускать ее иллюзорный кончик из своих рук. "Воздух ей не нужен.
Главное, чтобы никто не влез сюда!" Гуг что-то бормотал насчет охраны, но Иван сразу осек его. Охрана только привлекает внимание. Они завалили направленными взрывами шесть входов-выходов. Оставили седьмой.
Подступы заминировали. Ввинтили в породу четьпэе локаторасторожа. Они были вдвоем.
Больше никто не знал о захоронении еще живой Ливадии Бэкфайер-Лонг.
Никто!
Теперь это в прошлом.
- Я преступник, Гуг! - вдруг со злостью, сквозь зубы выдавил Иван.
- Я тоже преступник, Ваня, - поддержал его сокрушенно седой гигант.
- Нет! - Лицо Ивана исказила гримаса раздражения. - Нет! Ты просто бандюга, Гуг, ты разбойник с большой дороги, уголовник, грабитель, головорез... А я - подлинный преступник! Я враг рода человеческого! Я порастратил чертову уймищу времени на всякую ерунду! И ничего не сделал!
- Ты и не мог ничего сделать, Иван, - Гуг развел руками, - человечество неуправляемо. Наставить его на путь истинный?! Это все утопии, Ванюша.
Ни один жлоб во Вселенной не трепыхнется, пока лично ему в лоб не закатаешь!
- Не все жлобы. Гуг...
- Все! Ты плохо знаешь жизнь, Иван. Ты слишком надолго задержался там, наверху! - Гуг Хлодрик ткнул указательным пальцем в небо. - Не хотел тебе говорить... но скажу: я б с огромным удовольствием присоединился к тем ребятишкам, что хотят надрать задницу человечеству. Ой, я бы ему, родимому, всыпал по первое число!
Иван приподнял голову и вгляделся прямо в глаза Гугу Хлодрику. В них не было злости. В них была усталость и скорбь. И потому он все понял, Гуг будет с ним до последней минуты, до смертного часа, он не предаст.
Карнеггийский водопад заглушал их голоса. Прохладные брызги долетали искрящимися капельками, освежали лица. Но свежести не было и здесь, в заброшенном ущелье, вдали от людных улиц и давящих небоскребов полудикой северной Гренландии.
Теперь им надо было скрываться. Теперь им не было места на Земле и в ее окрестностях.
В водопаде плескался огромный белый медведь. Но Иван видел ненастоящий, слишком уж чистый и ухоженный, слишком уж белый. Животный мир планеты восстанавливали. Но это был все-таки не совсем животный мир, еще два-три поколения и останутся одни биодубли. Нет! Какие, к дьяволу, поколения! Через полгода Земля обратится в выжженную пустыню. А он сидит тут, прохлаждается под искрящимися в лучах низкого солнышка брызгами.
Вырождение! Все вокруг вырождается, все! и он тоже, и он не исключение.
- Я так думаю, Иван, - медленно и глубокомысленно произнес Гуг Хлодрик, - всем вам надо смываться отсюда. Пока не поздно!
- Всем нам? А ты?!
- Я останусь возле нее.
- Ты останешься, а нам смываться?!
- Это меня бог наказывает за Параданг, понимаешь?! - Гуг не поднимал глаз, не отрывал их от серого унылого камня под ногами, чуть поменьше того, на каком сидел. - И еще за Гиргею. Это я виноват, зря я тебя тогда...
- Да ладно, - Иван махнул рукой. Ему было тошно.
С кем он остался? Гуг Хлодрик - старая развалина, размякший, растекшийся, бесформенный и жалкий в своем бессилии. Дил Бронкс - скалит зубы, а глядит насторону, непонятный, уклончивый, скользкий.
Иннокентий Булыгин - этот шустрый, тертый, но он всегда сам по себе, странный мужик.
Хук Образина и Крузя - пьянчуги, чуть что - в запой, на полный вылет.
Серж Синицки- просто чокнутый. Сихан Раджикрави, Первозург - самая темная лошадка, черный след в ночи. гутовы головорезы - они привыкли работать за деньги, за добычу.
Еще остается отпрыск императорской фамилии карлик Цай ван Дау. Но где он, жив ли вообще? Жалкая горстка никчемных ветеранов, списанных десантничков! Пыль!
Ничто! И все зло Мироздания, вся мощь Иной Вселенной, вся сила Преисподней! От отчаянья он готов был биться головой об эти серые молчаливо-угрюмые камни.
В безвыходных положениях люди чести пускают себе пулю в лоб. Давно пора! Он только продлевает агонию.
Он уже конченный человек, мертвец. Да, бывают вещи, с которыми надо смириться. Это как ход времени, это как движение светил - неумолимо и неостановимо. Надо покориться... нет, не тому Злу, что убьет их всех, не ему, а самому Року, самому Провидению... Воле Божьей. Иван тяжело выдохнул, сдавил виски ладонями. На все воля Божья! И если человечеству пришло время умереть - значит, ему надо умереть. И не роптать, не трепыхаться, не ронять чести и достоинства, умереть с открытыми глазами, умереть тихо, молча, покоряясь судьбе. Проклятый колдун-крысеныш, многоликий Авварон Зурр банТург, его "лучший друг и брат" - он был прав, он видел грядущее, и надо было слушать его, не прекословить, всегда надо слушать опытных я умных людей... людей?
нет, крысеныш не человек, но неважно, он был прав - они обречены. Люди не знают ничего. Они умрут без долгих и нудных мучений. Но ведь он, Иван, знал все давно. Знал, и так бесцельно тратил время - нет, не просто время, а последние месяцы, последние дни, часы. Надо было жить полной грудью, любить, смеяться, гулять - на сто лет вперед, не терять ни минуты, наслаждаться уходящим навсегда. А он метался и бредил, и ползал подземными норами, выискивал, вынюхивал, не щадил себя и губил других, он перебаломутил всю несчастную Гиргею, по его следам шли чужие, шли и убивали его друзей, близких... Безумец!