"Возьми меч в руки свои и повергни их!" Почему?! Или он не услышал...
нет. "Выбор за тобой! Только ты сам должен решить, с кем будешь в схватке Вселенских Сил... только ты, ты один... ибо грядущее дышит тебе в лицо Неземным Смертным Дыханием!" Храм наполнился небесным светом, воздух внутри него заискрился, заблистал.
И стоял Иван уже не в Храме, а под пресветлым звездным небом напротив небесного витязя с развевающимися власами.
- Ты вспомнил?
- Да, я вспомнил. Я получил благословение... я никогда и не забывал о нем. Никогда!
- Ну и что же за сомнения тебя одолевают? - еле заметная, мимолетная улыбка коснулась уст посланца небес.
И Иван не смог удержаться, у него словно глаза раскрылись.
- Я знаю кто ты, - прошептал он.
- И кто же? - поинтересовался витязь, глядя бездонными серыми глазами прямо в Иванову душу, но не прощупывая ее, не ветискивая в ней чего-либо, а высветляя ее потемки заоблачным неземным светом.
-Ты,- с замиранием сердца начал Иван,- ты Предводитель Небесного воинства Архистратиг Михаил, или, как у нас говорили в народе и сейчас говорят, Михаил-Архангел, покровитель воинов и святой вождь всех сражающихся за Справедливость и Правду?!
- За Бога нашего, - добавил небесный витязь, - ибо Он и есть то, что зовется Правдою и Справедливостью.
Ты узнал меня, Иван, и я рад, что ты сам догадался, что тебе не пришлось подсказывать. Но ты назвал лишь одно из многих тысяч моих имен, ибо по-разному зовут меня среди разных народов те, кто и составляет земное воинство Господа Бога... не в именах и прозваниях суть. Теперь ты догадываешься, почему именно я к тебе пришел во снах твоих?!
- Во снах? - отрешенно переспросил Иван. Он не мог поверить, что эта чудесная, необыкновенная встреча лишь сон один, и ничего более.
- Не изумляйся и не печалься, - осек его Архистратиг, - мы сами выбираем, когда и как являться избранникам своим. Во сне душа чистого помыслами чиста и не отягощена неверием бдящего. Ты никогда не забудешь нашей беседы и нашей встречи. И сон этот станет для тебя большим, чем явь, ибо он превыше яви. Но ты не ответил мне!
- Не могу ответить, - Иван вскинул голову и в свою очередь погрузился взглядом в бездонно-серые очи Михаила-Архангела, воителя небесного, неисповедимы пути высших сил, а догадки - лишь прельщение гордыней.
-Хорошо говоришь,- Архистратиг чуть склонил голову, будто кивнул одобряюще. И продолжил: - Тогда я сам отвечу. Доселе ты был лишь странником - мятущимся, сражающимся, страждущим, ищущим, но странником. А теперь, пройдя чрез круги испытаний премногие и обретя себя в муках и битвах, да приидешь ты под длань мою, - Небесный Воитель воздел руку, и повеяло от нее теплом на Ивана, обрел оп сразу уверенность и твердость душевную, словно по мановению чудесному, - и наречешься отныне воином.
Да будет так!
С последними словами Архистратига развеялась тонкая пелена тумана, засверкало бриллиантовыми гранями море воинское, океан небесный - и восстали за спиною его неисчислимые полки, пресветлые рати в изумрудном и рубиновом блеске - словно миллионы солнц вспыхнули под непостижимо прекрасным бездонным небом.
Иван зажмурил глаза. Но веки были слишком слабым прикрытием. И он видел все!Тысячидружинподалыми,небесно-голубыми и золотисто-черно-белыми хоругвями блистали сталью, серебром и золотом прекраснейших доспехов.
Воинство Небесное принимало его в свои великолепные ряды.
И улыбался ему сам Вождь Пресветлого Воинства.
И был он среди них.
И был он на страдающей, обреченной на заклание Земле, в заточении и мраке, за многими метрами бетона, свинца, земли, под охраной не знающих доли своей, под недремлющим оком губителей душ земных, в логове зла, мерзости и вырождения, обреченный, униженный, слабый...
Но был он отныне не странником, но воином.
И не было на всем свете сильнее его.
Часть вторая
СВЕРЖЕНИЕ ИЗВЕРГОВ
Во мраке, холоде и лютости ночи, оскользаясь на обледеневших горных тропах, вбирая в себя все ветра и всю сырость океанов воздушных, озираясь на пропасть смертную и вздымая глаза вверх, к незримым пока сочным лугам, ведет чрез скалы пастырь стадо свое. Бережет его и лелеет, хранит от блуждающих в ночи хищников, алчущих крови агнцев, ограждает от стервятников небесных и гадов подземных. Не спит, и не считает мозолей на руках и ногах своих, не щадит сердца, и гонит прочь болезни, усталость, уныние, не дает покоя подмоге своей, псам охраняющим, несет на себе слабых и ожигает кнутом строптивых и мятущихся - во их же благо, из рук своих выкармливает, выпаивает немощных и малых, грудью встает на пути лихих людей и зверей, не дает в обиду и поругание, не оставляет на смерть и заклание... Ибо пастырь есть. Ибо облечен крестной ношей своею - вести стадо к лугам и беречь стадо, умножая его и укрепляя. И берет он со стада этого и шерсть, и молоко, я мясо, потому как не Святым духом питается, потому что во плоть облачен и смертей, как смертны и псы его, и гомонящие подле.
Паршивая овца портит стадо. И пастырь, желающий сберечь подопечных своих, извлекает ее, отделяет от стада, если он добрый и радеющий.
Паршивая овца, не изгнанная из стада, сеет болезни и смерть вокруг себя, обрекая на муки и погибель здоровых и чистых. Пастырь, закрывающий глаза на паршивую овцу, плохой пастырь, ибо бросает на смерть многих, доверенных ему - тяжела для такого крестная ноша его, тяжела и непомерна, и не пастырь он, а враг стаду своему... За болезнями телесными, зримыми приходит парша невидимая, проникающая в душу и в голову. И звереют, начинают бесноваться псы охраняющие - режут тех, кого стеречь и беречюбязаны, рвут зубищами мясо доверившихся, сатанеют в крови многой.
Не столь хищник ночной, алкающий поживы страшен, сколь берегущий тебя и идущий рядом, но по безумию и болезни возжелавший вдруг крови твоей.
Враг, высверкивающий из мрака горящими глазами и воющий люто, старый и привычный враг, против которого уберечься можно. Друг, обратившийся во врага, страшен вдесятеро, встократ! Ибо сила его больше силы твоей, и не остановится он в безумии и алчи... А остановит его только пастырь благой и добрый, и излечит болезнь в нем, выбив из тела его больную душу вместе с бесами, вселившимися в нее. И чем раньше сделает он дело свое, тем больших убережет. И не будет ему хвалы и награды за это - просто ношу несет, как и надо нести, не останавливаясь и не озираясь, не блуждая суетным умом в потемках, а свое-дело делая, от паршивых овец и паршивых псов стадо очищая.
Но горе тому стаду, где сам пастырь болезнь страшную приимет в душу свою, изнутри паршой покроется и служить бесам станет, вселившимся в него.
Сбросит он крестную ношу свою посреди холода и льда тропы горной, оттолкнет слабых и малых, и воззрится изнутри доверившихся ему звериными, лютыми, кровавыми глазами хищника. И заразит он заразою своей псов охраняющих, вселит в них бесов черной души своей, и начнет творить дьявольскую потеху, низвергая несчастных в смертную пропасть, вырезая стадо свое, губя больших и малых, слабых и сильных. И не будет ему окорота, не будет узды... Горе стаду этому! Горе, ибо пастырь заботливый и псы охраняющие обратятся в убийц. И кого винить в горе этом - самого ли пастыря? бесов ли вселившихся в него?! Некому в стаде истребляемом тешиться поисками виноватых, ибо не дано, ибо обречено уже, ничто не поможет, не исцелятся бесноватые изверги-убийцы, не придет помощь извне, некому помочь - один был защитник, и тот врагом стал. Никто и ничто не спасет...
Только чудо одно.
И случится это чудо из многих тысяч однажды. И обретет один из стада нарождающуюся душу нового пастыря. И почует в себе силы встать на пути убийц одержимых. И погибнет он в неравной схватке. Или победит. И низвергнет в пропасть смертную, адскую извергов. И сам поведет стадо вверх... поведет, если будет кого вести, если пойдут за ним оставшиеся, если не разбредутся, не пропадут, если останутся на тропе.