— Черная поземка? — буркнул дядя Миша. — Вот же зараза, мать ее… Ладно, присмотрим мальца. А ты, Ромка, с уходом не торопись. Помни, нам машина нужна. Иди знай, когда еще кто-то с машиной объявится! Ты — ладно, а машина — штука полезная.
Я кивнул. Понимаю, мол.
И впрямь, что тут понимать? Придет время, уйду. Скажет мне кто-нибудь: «Встань и иди!» — так, как говорил Валерка, или иначе, другими словами, как выражается Эсфирь Лазаревна, выгоняя упрямых жильцов — я и пойду себе.
Упираться не стану.
Январь — февраль 2023
Питомец
Рассказ
Мы в ответе за тех, кого приручили.
Перед рассветом, когда ночная темень едва поблекла, лейтенант отправил Гармаша в лес: проверить схрон с БК. Человек запасливый и предусмотрительный, лейтенант Кащук на любой позиции, какую занимал взвод, первым делом оборудовал блиндажи, перекрытые щели, «лисьи норы» и всякие нычки.
В смысле, обозначал места и гнал взвод копать.
Лейтенант и сам солдатской работы не чурался: копал будь здоров! Толковый мужик: дело знает и людей бережет. А со схроном перестарался: устроил его в лесу, за полкилометра от позиций. Если вдруг понадобится НЗ — пока добежишь, пока груженый вернешься…
Вчера судьба толсто намекнула лейтенанту, что он не прав.
Фосфором москали гатили по окраине городка километрах в трех. Но один снаряд ушел не в ту степь, то есть, прямиком в лес. Огненный дождь был по-своему красив, напоминая праздничный фейерверк, только ну его к бесу, такой праздник! Позиции, слава богу, не накрыло, а вот лес занялся. Лейтенант аж зубами скрипнул: вспомнил про схрон. Выяснить, рванул БК или нет, не довелось — по взводу принялся работать миномет, пришлось нырять в блиндажи.
Вот к утру Гармаш и пошел.
Поле испещрили оспины воронок. Прямой путь превратился в пьяную синусоиду. Туман висел над землей пластом мутного киселя — видимость терялась за пять метров. Это хорошо, думал Гармаш. С тепляками у москалей проблемы, снайперов и дронов можно не опасаться.
И все равно, приятель, шевели ногами.
Берцы вздымали облачка седого пепла, в горле першило от гари. Сырой лес выгорел неравномерно, пятнами. Наверное, с дрона он походил на шкуру леопарда. Вот посреди пятна торчит черный ствол с обломками веток. Вот зеленеет, как ни в чем не бывало, молодой дубок; и трава под ним целехонька. В лесу туман расслоился, плыл меж деревьев лохматыми прядями, неприятно напоминая космы грязных волос.
Куда теперь? Правее? Левее?
Заросли орешника. Груда головешек. Замшелый пень смахивает на голову лешего. Стоп. Пень — ориентир. Три шага вправо, два вперед — здравствуй, схрон! Гармаш нащупал под дерном край крышки — двери от разбитого сарая — и с натугой приподнял. На полиэтилене под крышкой скопилась влага. Он подпер крышку плечом, слил воду в сторону, заглянул в схрон. Все цело: ящики с гранатами и выстрелами к РПГ-7, цинки с патронами. Вернув полиэтилен на место, Гармаш опустил крышку, поправил дерн, разровнял.
Порядок. Можно возвращаться.
Скрипнуло рядом, чуть ли не вплотную. Гармаш метнулся в сторону, на бегу щелкая предохранителем автомата, присел за пнем. Осторожно выглянул, повел стволом… Скрипит? Да, скрипит. Словно дверь открывают.
Откуда в лесу двери? Разве что крышка схрона.
Может, дерево? Рассохлось, треснуло — и скрипит от ветра? Есть ветер? Нет ветра. Лес словно замер, настороженно прислушиваясь. Ага, снова скрип. В нем явственно звучали жалобные нотки.
Гармаш до рези в глазах вглядывался в прицел — ничего, никого.
Это не скрип, понял он. Это скулёж. А вот и шевелится кто-то под корягой, в трех шагах от случайного укрытия. Ёж? Нет, не ёж. Просто шерсть слиплась, сделавшись похожа на ежиные иглы. Комок мокрой шерсти шевельнулся, на Гармаша уставились два блестящих глаза, меж которых торчал нос-пуговка.
Щенок.
— Потерялся, бедолага?
Из шерсти выпросталось острое ухо, демонстрируя розовое нутро, покрытое нежным пушком. Гармаш подошел, присел на корточки:
— Как же тебя угораздило?
Явилось второе ухо.
— Мамка твоя где? Или хозяин?
Щенок жалобно заскулил. Как можно было спутать скулёж с дверным механическим скрипом? Кусты, наверное. Деревья, туман. Искажение звука.
— И что мне с тобой делать?
Гармаш подхватил щенка под брюхо. Ишь ты, тяжелый: килограмма три. По виду и не скажешь: кроха крохой, шерсти больше, чем мяса. Щенок был холодный, мокрый, его била мелкая дрожь. Когда беднягу подняли, щенок отчаянно засучил толстыми лапами. Но едва Гармаш сунул его за пазуху — успокоился, пригрелся, уснул.