Состояние гражданского населения беспокоило правительство в такой же степени, как и развал вооруженных сил. Ни министры, ни руководители, ни администраторы не знали, что делать.
У немцев были свои заботы. Фон Рунштедт встретился с Бушем и потребовал от него, чтобы 16-я армия не рассредоточивалась. Во время Французской кампании Рунштедт беспокоился всякий раз, когда одна из его танковых дивизий заходила слишком далеко в тыл врага, — он опасался решительного контрудара со стороны французов. Теперь он волновался из-за возможного английского отпора. Все предприятие до сих пор казалось ему рискованным, а территория — чрезмерно обширной для наличных сил. Но командарм убедил командующего группой армий “А” в том, что ситуация находится под контролем. “Нигде войска не сталкиваются с действительно опасными обстоятельствами”, — утверждал генерал Буш.[421]
Дувр, наконец-то, стал доступен для транспортных судов. По мнению Буша, англичане и хотели бы сопротивляться, но уже не имели такой возможности. У военнопленных немцы обнаруживали самое устарелое оружие, иногда они были и вовсе безоружны. После битвы у Вест-Моллинга 23 июля, когда были уничтожены или оставлены на поле сражения 60 английских танков, тяжелая техника противника попадалась совсем редко.
Соглашаясь с намерением Буша продолжать штурм “Линии Генерального штаба”, фон Рунштедт запретил войскам пробиваться к пригородам Лондона. “Следует придерживаться первоначального плана. После прибытия подкрепления 16-я армия должна осадить английскую столицу и начать проводить рейды в северном и северо-западном направлениях, имея целью окончательно сломить британское сопротивление”.
Айронсайд подает в отставкуВ течение 24 июля обстановка на фронте продолжала ухудшаться. Айронсайд решил предстать перед премьер-министром и его ближайшими советниками и объявить им о поражении. Он подъезжал к Уайтхоллу в разгар воздушных ночных налетов: окраины сильно пострадали от бомбежек. Когда Айронсайд приближался к Вестминстеру, он увидел противовоздушные орудия в действии. Но, казалось, что вражеские самолеты не обращают на них внимания и спокойно опускаются гораздо ниже аэростатов заграждения. Генерал был доволен тем, что на улицах было мало беженцев: в основном, вне укрытий находились ополченцы гражданской обороны. Люди выглядели так, как будто все находилось под контролем, но машину главнокомандующего часто обгоняли “скорые” и регулярно останавливали на дорожных блокпостах нервные часовые. В итоге он опоздал на встречу с нетерпеливым премьер-министром, который не любил долгих вступлений.
“Я должен сообщить вам, — начал Айронсайд, — что, по моему мнению, битва за “Линию Генерального штаба” обернулась против нас”. Затем он обрисовал положение немцев и потери британской армии, которые составили 75 процентов вооружения и три пехотные дивизии из 25 имеющихся. Главнокомандующий пояснил, что всеми силами он старался выполнить приказ Черчилля о “быстром, решительном сражении” с высадившимися[422] подразделениями противника. Но в этой схватке подвижные резервы армии метрополии были разбиты. “Армия, — продолжил Айронсайд, после того, как Черчилль ответил резкостью, — была не готова к решительному наступлению: совершить его без мобильных войск, вооружения и достаточной тренировки оказалось невозможным”. “Учитывая неспособность флота разрушить немецкие коммуникации в Английском канале и полное господство авиации противника в воздухе, — заключил он, — шансы остановить противника, не говоря уже о том, чтобы отбросить его, были ничтожно малы. Поэтому пришло время делать выводы, как бы печальны они ни были”. И, по-английски сдержанно, скрепя сердце, Айронсайд положил на стол премьер-министра заявление об отставке.[423]
XV. Поворот судьбы
Уинстон Черчилль без колебаний принял отставку Айронсайда. Он никогда особенно не надеялся на командующего армией Метрополии и был не против заменить его наиболее активным и молодым человеком. Генерал Алан Брук отличился во Франции, но он звезд с неба не хватал. Это был солдат-практик с очень твердым характером. В отличие от Дилла и Айронсайда, он мог отстаивать свою точку зрения перед Черчиллем. Премьер требовал, чтобы Брук восстановил линию обороны и продолжал борьбу. Нужно было выиграть время до поступления американской помощи или же уповать на чудо.
Брук быстро и четко проанализировал ситуацию. Его оценка исключала напрасные надежды. Уже через несколько часов после назначения Брук отчитывался перед кабинетом министров. Он разделял точку зрения Айронсайда: возможностей для массированной контратаки, столь желанной для Черчилля, более не существовало.
Брук заявил: “В моем распоряжении всего лишь горстка танков, которые могут наносить незначительный урон противнику. Пехота не моторизована или полумоторизована. Ее огневая мощь не соответствует современным требованиям. Солдаты могут принимать участие лишь в локальных операциях.[424]
У меня почти нет связи с подразделениями. Сеть гражданских коммуникаций, которой я мог бы воспользоваться, ежечасно подвергается разрушению. Я сделаю все, что смогу, — пообещал он,— но я должен констатировать, что противник может спокойно маневрировать силами: количество бронетехники у них и у нас, по самым приблизительным оценкам, относится как три к одному. В настоящий момент немцы могут действовать там, где захотят, и так, как им заблагорассудится”.
Премьер и кабинет выслушали Брука в полном молчаний. Затем они принялись обсуждать политические вопросы, которые были для них более понятны, нежели военные. Еще в 1938 году лорд Горт имел беседу с Айронсайдом. “Если англичане потерпят поражение в Европе, — заметил он тогда, — силы, расположенные на Среднем Востоке, могут сыграть роль восстановительного резерва”. Эта тема в настоящий момент и занимала членов кабинета.
А утром 26-го числа Черчилль получил очередную сводку о прорыве в районе Бесингстоука и перестал сопротивляться новому политическому курсу. Танки Роммеля ночью прорвали фронт и теперь быстро продвигались к Темзе со стороны Ньюбери. Ничто уже не могло остановить их.
Танковое сражениеТакого рода действия Роммель уже испробовал в мае при прорыве линии Мажино[425]. И тогда, и сейчас удар был смертоносным. Еще одна артерия Лондона — железная дорога “Грейт Вестерн” , соединяющая город с западными районами страны и с дорогой А4, могла быть перерезана в ближайшее время. Так оно в действительности и произошло.
13-й корпус вермахта продвигался по границам Севеноукса, преодолевая сопротивление 43-й дивизии. Участок “Линии Генерального штаба”, включающий аэродром Биггинхилл, к концу дня перешел в руки немцев. Не желая разбираться в путанице пригородных улиц большого Лондона, фон Фитингоф[426] и подчиненные ему командиры целенаправленно уничтожали вражеские силы, попадавшиеся им на пути, однако не преследовали тех, кто укрывался в пригородах. Немецкая пехота сформировала неплотный кордон вдоль южной границы города. Англичане, если их вынуждала необходимость, могли пересекать эту границу. Немцы знали об этом, но они пока не располагали ресурсами для установления “железного занавеса”.
9-я танковая дивизия форсировала “Линию Генерального штаба” и развернула наступление по возвышенности, простирающейся в направлении Ледерхеда и Бэгшота. Ее целью было добраться до Мейденхеда. Часто на пути немецких подразделений оказывались отдельные группы английских солдат. Каждое такое столкновение было чревато задержками и приносило новые жертвы. Обычно у немцев оказывалось больше пленных, чем они могли охранять. Приходилось тащить за собой и захваченную технику, которая, в противном случае, могла попасть в руки партизан.
В течение 25-го и до наступления утра 26 июля 9-я танковая дивизия значительно продвинулась вперед. К удивлению немцев, их триумфальное шествие было приостановлено между Байфлитом и Чобхемом, где наступающие войска неожиданно натолкнулись на свирепую контратаку английских танков. Это были остатки 1-й и 2-й бронетанковых дивизий. Брук собрал их на этом участке в надежде пусть и не на успех, но хоть на какое-то достойное противодействие врагу.
Сражение этого дня было примечательно одним фактом: “На этот раз, — вспоминает капитан Р.Бингли из 4-го танкового полка, — пришла наша очередь застать фрицев врасплох. Группа их легких танков и несколько Pz.III и Pz.IV натолкнулись на наши "матильды". Мы оставались в засаде, пока они не подошли на 200 метров, а потом открыли огонь двухфунтовыми[427] снарядами. В следующую минуту все вокруг было усеяно горящими танками и бегущими людьми. Когда немцы открыли ответный огонь, нас это не пугало, так как их снаряды отскакивали от брони "матильд"“.
9-я танковая дивизия, конечно, пережила шок. Мало того, что их танки были беспомощны против “матильд” и крейсерских[428] танков, они еще и нарвались на засаду. Немцев спасло единственное 88-миллиметровое орудие, которое буксировалось одним из танков к линии фронта. Его огонь перевесил чашу весов в пользу немцев и заставил англичан отступить.