– Но тогда их культура будет утеряна навсегда!
Внезапно у Джасмин возникла идея, породившая в сердце надежду. Возможно, ее литературному дару все же найдется применение.
– Я хочу встретиться с этими людьми, прежде чем они покинут пустыню навсегда. Ведь это народ, чьим вождем был мой отец. Я могу записать их историю, прежде чем она будет предана забвению. Издателю нравится, как я пишу. Возможно, ему в равной степени понравятся мои очерки из Египта.
– Не уверен, что это хорошая идея, – с сомнением произнес Кеннет.
– Боитесь того, что я могу обнаружить?
Виконт с минуту смотрел на Джасмин.
– Да, Джасмин. Не важно, что ты думаешь, но я понимаю, поверь мне, как трудно узнавать правду о своем прошлом. Я не хочу, чтобы тебе причинили боль. Потому что мне небезразлична моя маленькая девочка.
К горлу Джасмин подступил ком, и она судорожно сглотнула.
– Конечно, теперь ты уже выросла. И если ты считаешь, что тебе нужно поехать в Египет, поезжай.
Внезапно мысль о тайнах прошлого показалась Джасмин такой же зловещей, как и комната, за дверью которой когда-то исчезла ее подруга. Но она не могла отступить. Никогда еще Джасмин не пасовала перед трудностями. Даже перед теми, которые пугали ее.
– В конце декабря твой дядя едет в Египет за последней партией скакунов. Так что тебе выпала прекрасная возможность поехать вместе с ним и мирно положить конец историям «Всевидящего ока». – Кеннет криво улыбнулся. – Хотя к тому времени вся Англия будет увлечена отнюдь не твоими рассказами, а раскопками Дэвиса в Долине царей. Он уверен, что в конечном итоге отыщет гробницу Тутанхамона.
В Джасмин проснулся интерес.
– В самом деле?
– Да. Так говорят. И Дэвис действительно найдет ее – первую нетронутую гробницу. Грэм говорит, люди уже добывают приглашения, чтобы посетить экспозицию.
«Египтология не Египет, – подумала Джасмин. – Египтология теперь в моде – в отличие от египтян. И все же…»
– Возможно, мне удастся остаться в Египте чуть дольше, присоединиться к экспедиции и писать очерки о ходе раскопок. Это будет прекрасно. Как думаете, дядя Грэм сможет меня порекомендовать? У него есть связи? Я могу пригодиться в качестве переводчика. Ведь мой арабский безупречен. – Впервые за долгое время в жизни Джасмин наметилась какая-то определенность.
Кеннет внимательно посмотрел на девушку:
– Ты действительно этого хочешь, дорогая?
Джасмин кивнула. Новая идея манила ее, точно спелый персик, свисающий с ветки.
– Если Грэм достанет для тебя рекомендательное письмо, рассказы о «голубой крови» прекратятся? – спросил он.
И Джасмин сделала то, чего не делала никогда в своей жизни. Она солгала своему отчиму:
– Обещаю печатать свои рассказы до конца года, но они перестанут появляться, когда я уеду в Египет.
Виконт вздохнул.
– Джасмин…
Сделав невинные глаза, девушка развела руками.
– Ничего не поделаешь, таков договор. Я не могу его расторгнуть. – Она вдруг осознала, что это правда. Но мистер Майерс наверняка разрешит ей расторгнуть контракт, когда она пожелает.
– Что ж, хорошо. Поговори с Грэмом. Он знает нужных людей и сможет добыть тебе рекомендательное письмо, чтобы тебя взяли в экспедицию переводчиком, – сказал Кеннет.
Бадра бросила на дочь умоляющий взгляд.
– Джасмин… прошу тебя, дорогая, не езди в Египет. У многих людей из племени аль-хаджид сохранились дурные воспоминания о твоем отце. Они наверняка не захотят говорить о нем. Он был очень жестоким человеком, и я не хочу, чтобы ты страдала.
При взгляде на обеспокоенное лицо матери Джасмин ощутила, как болезненно сжалось ее сердце.
– Но он наверняка был не таким уж плохим, мама.
Краска отлила от лица Бадры.
– Он был исчадием ада. Я была его рабыней… наложницей. Меня продали ему в возрасте одиннадцати лет. – Бадра глубоко вздохнула, и виконт обнял ее за плечи. – Он насиловал и бил меня.
– Что? Это невозможно! – возмутилась Джасмин.
– Поверь мне, дорогая, это правда. У Фарика было много наложниц, но все они поклялись никогда не иметь от него детей. Они принимали семена фенхеля, чтобы не забеременеть. Только я не стала этого делать в надежде на то, что он перестанет меня бить, если я рожу ему ребенка. Но когда он увидел, что у него родилась дочь, а не сын, он продал тебя в тот же бордель, в котором когда-то купил меня. А меня продали туда родители.
– Помнишь, Джасмин, ты жила там, пока мы не приехали и не спасли тебя? – мягко спросил виконт.
Да, Джасмин помнила. Теперь она понимала, что ее отец сделал с матерью то же, что и тот ужасный человек с ее лучшей подругой Надией. К ее горлу подкатила дурнота.
– Но наверняка… у него были какие-то хорошие черты. Наверняка, – прошептала Джасмин. – Ведь он мой отец.
– Мужчина, который физически поспособствовал твоему рождению, еще не отец, – настойчиво повторила Бадра. – Твой отец – Кеннет.
Кровь не водица, сказал как-то Кеннет. А чья кровь текла в ее жилах? Жестокого деспота.
– А как же… другие? Братья, сестры, другие его дети? Он все еще жив? – Джасмин цеплялась за слабую надежду, как утопающий за соломинку. Нет, она совсем не такая, как он. Но если она встретится с братьями и сестрами…
– Ты его единственный ребенок, – тихо произнесла Бадра.
Человек с темным прошлым, которого ее мать боялась, а отчим ненавидел. Человек, который вел войны и пробудил к себе ненависть. Презираемый всеми человек. И это ее отец. Джасмин почувствовала себя еще хуже.
– Разве ты не понимаешь, когда мы прочитали твою заметку… это как раз в характере твоего отца – намеренно причинять людям боль. Ты – не он, Джасмин. Но иногда ты немного выходишь за рамки и… – Голос Бадры сорвался.
– Ты говоришь, что я не такая, как он, и все же сомневаешься в своих собственных словах. И ты боишься, что я все же стану такой, как он. – Джасмин посмотрела на мать, ощущая, как в груди закипает гнев. – Да, я тоже жестокий тиран.
– Джасмин! Это неправда, – произнес Кеннет, хотя его глаза по-прежнему горели беспокойством.
– У тебя непростой характер, Джасмин. Иногда ты поступаешь опрометчиво и импульсивно. Позволяешь своим эмоциям завладеть тобой. В такие моменты я очень беспокоюсь за тебя. Ты должна научиться обуздывать свой нрав, иначе он возьмет верх над тобой. – Виконтесса села на колени у ног дочери и взяла ее руки в свои. Смятение и раскаяние наполнили сердце Джасмин при виде боли, написанной на лице ее матери.
– Когда я узнала, что ты живешь в борделе… о, Джасмин! Мое сердце было разбито. Я знала, что должна вызволить тебя от туда и забрать с собой, чего бы мне это ни стоило. – Слезы заблестели в прекрасных глазах Бадры – таких же темных и раскосых, как у Джасмин.
Она вновь опустилась на диван рядом с мужем.
Всю свою жизнь Джасмин пыталась приспособиться к образу жизни, принятому в Англии. Но так и не преуспела. Возможно, она найдет свое место в Египте? И возможно, на деле все окажется совсем не так, как многие думают?
– Мой отец, мой родной отец… да, наверное, он бывал суров, но он наверняка бывал и благороден, – осмелилась продолжить неприятную тему Джасмин, наблюдая за выражением лица родителей.
Бадра выглядела крайне расстроенной, а губы виконта сжались в узкую полоску.
– Твой родной отец был настоящим ублюдком, – бросил он.
Джасмин порывисто встала с кресла, не в силах унять бушующих в груди чувств.
– Вы лжете! – закричала она. – Мой отец был могущественным шейхом, и вы просто завидуете ему!
– Джасмин! – в отчаянии воскликнула Бадра.
– Он не был плохим. Не мог быть. И если вы так сильно ненавидите его, то должны питать те же самые чувства ко мне. Мое поведение расстраивает вас обоих, поэтому вы отсылаете меня туда, где нашли, – с горечью в голосе произнесла девушка. – Вот почему вы поощряете мой отъезд.
На лице виконта отразилось беспокойство: