– Мой отец… наверняка в нем было что-то хорошее, – прошептала девушка. – Вы не жили среди этих людей. Вы были врагом племени, когда им правил мой отец.
– Верно. Я был их заклятым врагом. Хуже Джабари… но немного красивее его. – Рамзес улыбнулся, но его обворожительная улыбка не смягчила предшествующих слов. Он посерьезнел. – Будь осторожна, Джасмин. Иногда правда оказывается совсем не такой, какой мы ее себе представляем.
Он почти слово в слово повторил то, что сказал Джасмин мистер Майерс – издатель, который хотел лишь одного, чтобы его газета продавалась. Теперь же Джасмин раздумывала над тем, сможет ли правда ранить ее больнее, чем предположения, которые строило ее живое воображение. Заверив Рамзеса в том, что она переживет, какую бы правду ни узнала, девушка отправилась искать Варду.
Костры, пылавшие перед черными шатрами, постепенно превратились в тлеющие угли. При свете керосиновой лампы Джасмин поспешно писала в своей тетради. Варда и другие женщины с удовольствием приняли помощь Джасмин, и вскоре она завоевала их доверие тем, что свободно болтала по-арабски. Одетая в длинное национальное платье ярко-розового цвета, с распущенными волосами, Джасмин слушала их разговор.
Женщины делились с ней богатой историей племени аль-хаджид. По их словам, племени принадлежали лучшие скакуны, а его воины были самыми свирепыми и храбрыми. Джасмин слушала и записывала, пряча улыбку. Наверняка люди из племени хамсин попытались бы оспорить восхищенные отзывы Варды.
Жена Юсуфа оживленно размахивала руками, описывая великие сражения прошлого, оставшиеся в памяти гордого народа пустыни. Она рассказала о том, как ее мужа избрали шейхом, и о том, как он принял нелегкое решение отпустить своих людей, чтобы те построили новую, более счастливую жизнь в долине Нила.
– Наше племя всегда главенствовало в пустыне, совершая набеги на лагеря племени хамсин. Но теперь нас осталось очень мало, и вскоре наши дети будут вынуждены вести совсем иной образ жизни. Вскоре традиции нашего племени исчезнут навечно. Но когда-то оно было сильным и могущественным.
– В те времена, когда им правил могущественный шейх? Я слышала о Фарике и о том, каким властным человеком он был.
Печальное выражение лица Варды резко изменилось, и по спине Джасмин пробежал холодок. Остальные женщины тут же поднялись со своих мест, сославшись на то, что им пора ложиться спать. Джасмин поняла, что затронула очень болезненную тему.
– Он обладал огромной властью, – сказала Варда, а потом огляделась и сложила пальцы определенным образом. Джасмин узнала этот жест: таким образом бедуины пытались защититься от дурного глаза.
– Его уважали? – попыталась вызвать женщину на разговор Джасмин. – Он был могущественным шейхом, который вел свой народ к славе?
– Мне больше нечего сказать. – Варда грациозно поднялась с земли, и подол ее черной абайи[3] всколыхнулся. – Если хочешь знать больше, спроси у моего мужа.
Джасмин пожелала женщине спокойной ночи, и Варда выскользнула из шатра так же беззвучно, как и появилась. Джасмин постучала карандашом по подбородку. Прихватив с собой тетрадь, лампу и карандаш, она отправилась искать шейха.
Юсуф сидел перед своим шатром и курил трубку, от которой поднимались в воздух тонкие струйки голубого дыма. Шейх не обращал на Джасмин внимания, пока та не заговорила на безупречном арабском языке:
– Я приехала сюда, чтобы записать историю вашего народа, а потом опубликовать рассказы в крупных английских газетах. Я знаю только то, что Фарик был самым могущественным шейхом из тех, кто правил племенем аль-хаджид. Если вы хотите опровергнуть это утверждение, поговорите со мной. Иначе в газетах напечатают то, что мне известно.
Шейх внезапно закашлялся. Джасмин невозмутимо улыбнулась и повесила лампу на крючок.
– Я расцениваю это как согласие. – Она уселась на ковер, расправила подол и открыла тетрадь. С трудом подавив раздражение, шейх отложил трубку.
– Вы ошибаетесь, английская леди. Фарик был подлым, жестоким человеком, находящим удовлетворение в том, чтобы уничтожать не только своих врагов, но и собственный народ. Каждый день я благодарю Аллаха за то, что его больше нет на этой земле. Как нет на ней его сыновей. Все они были бы прокляты. – В глазах шейха вспыхнула ненависть. – Я бы сделал это.
Сердце Джасмин упало. Она наклонилась над тетрадью, чтобы длинные волосы скрыли от собеседника выражение ужаса на ее лице.
– Вы действительно верите в то, что его… ребенок стал бы таким же, как он? В этом причина вашей ненависти?
– Такой ужасный человек, как он, сродни подгнившему гранату. Он передает зло каждому своему семечку. Такие семена необходимо уничтожать, чтобы от них не рождались гнилые фрукты. Именно поэтому его жены и наложницы поклялись никогда не рожать ему детей. По крайней мере, так говорили после его смерти. – Юсуф несколько минут сидел молча. – Моя жена была одной из его наложниц. Он мечтал о сыне, и моя жена и остальные женщины радовались, что он никогда не получит желаемого.
Сердце Джасмин сжалось, когда в голосе Юсуфа зазвучали зловещие нотки:
– Только одна женщина воспротивилась и родила ребенка. Крошечную девочку, которая была слишком слаба, чтобы жить.
Рука Джасмин отчаянно задрожала, и девушка принялась грызть карандаш, словно вдруг задумалась.
– А вы знаете, что случилось с этой… девочкой?
– Ее продали. Убрали с глаз долой, слава Аллаху. Я не знаю, жива ли она, но молюсь, чтобы оказалась мертва. Ее, мать уехала. В тот день я возблагодарил Аллаха. Она принесла зло.
– Зло? – эхом отозвалась Джасмин.
– Участь ребенка Фарика стать исчадием ада. – Юсуф, так же как и его жена, сложил из пальцев знак, защищающий от дурного глаза. Свет лампы отражался в его подслеповатых слезящихся глазах. – И ничто не может спасти его от этой участи. Если та девочка все еще жива, со временем она станет такой же подлой и злобной, как ее отец. Это я знаю наверняка. Такому ребенку лучше умереть. А еще лучше, если бы он вообще не появлялся на свет.
Войдя в свой шатер, Джасмин скинула с ног золотые сандалии. Оставив импровизированную дверь из козлиной шкуры поднятой, она принялась расхаживать по толстому узорчатому восточному ковру. Ветер развевал прозрачную занавеску, закрывающую вход, а лунный свет отражался в серебряном подносе, стоящем на низком круглом столике. Убранство шатра было ярким, необычным и завораживающим, как сам Египет.
Египет. Ее родина. А ее родной отец… Джасмин опустилась на кровать и закрыла лицо руками. Проклят соотечественниками, назван ими исчадием ада. Как же рада была Джасмин, что дядя Грэм никому не рассказал о ее происхождении! Раз Юсуф ненавидел ее отца, а женщины боялись вслух произносить его имя, что скажут остальные члены племени?
– Джас?
Взяв себя в руки и приклеив налицо улыбку, девушка отодвинула в сторону занавеску, закрывающую вход. На пороге стоял Томас, засунув руки в карманы брюк. Лунный свет серебрил его темные волосы. Его мускулистое тело излучало мощь и спокойную уверенность. Верхние две пуговицы рубашки были расстегнуты, являя взору Джасмин соблазнительную полоску кожи, покрытую курчавыми волосами. Словно завороженная, смотрела на него Джасмин.
– Я зашел, чтобы пожелать тебе спокойной ночи и узнать, как дела. Все в порядке? Как продвигается статья?
«Все ужасно. Шейх считает меня исчадием ада. И возможно, так оно и есть».
– Все в порядке, спасибо. Спокойной ночи.
Немногословность Джасмин тотчас же изменила настроение Томаса. Он заметно напрягся.
– Хорошо. Я в соседнем шатре, если вдруг тебе понадоблюсь. Спокойной ночи.
Томас повернулся, чтобы уйти, но Джасмин вдруг захотелось, чтобы он остался, и она поспешила добавить:
3
Абайя – черное длинное платье, традиционная одежда, в которой женщина-египтянка показывается на публике.