– Все так же пусто, – пожаловался, наконец, он.
– До чего же ты все-таки глуп.
Отложив коробочку, Римо скрестил на груди руки.
– Отлично, я проспал целую неделю, так что неудивительно, если я плоховато соображаю. Тогда объясни мне, наконец, что это значит.
– Я подарил тебе вещь несравненной красоты, а ты порвал ее на мелкие кусочки.
– Так подарком была эта коробочка? – изумленно спросил Римо.
– Не просто коробочка, – поправил его Чиун. – Я тщательно выбрал ее из сотен других, отбросив многие, которые показались мне недостойными, чтобы нести в себе этот подарок.
– С виду – обыкновенная картонная коробка, – мрачно заметил Римо.
– Оберточная бумага был бирюзовая. Я выбрал для нее твой любимый цвет.
– В самом деле?
– Ну, может быть, один из самых любимых.
– Что ж, мне действительно симпатичен бирюзовый – после красного, синего желтого, зеленого и оранжевого. Нет, пожалуй, еще, темно-коричневого.
– Я завязал коробку серебряной ленточкой. На нее мой выбор пал потому, что серебро превосходно сочетается с бирюзой, так тщательно мною подобранной для обертки. Наконец, когда я добыл все это, то целый вечер медитировал, глядя на коробку, и только внутренне подготовившись к столь важному событию, я обернул ее бумагой и повязал сверху ленточку, сделав великолепный узел, который твои детские пальцы разорвали, даже не потрудившись задуматься над вложенным в него трудом.
– Извини. Наверное, я совсем потерял голову в горячке.
Суровое лицо Чиуна слегка смягчилось.
– Может быть, я смогу восстановить этот бесценный подарок, ведь, по сути, он всего лишь символ чего-то значительно большего.
– Чего же?
– Отцовской любви. Ведь я – единственный отец, которого тебе довелось иметь.
– О! – сказал Римо, и наконец, все понял.
– Как я смогу тебя отблагодарить? – спросил он, держа в руках простую бирюзовую коробочку, которая больше не казалась пустой.
– Ты уже это сделал, – мягко проговорил Чиун. – Ведь у меня есть ты, подлинное сокровище Синанджу.
Чиун просто сиял от счастья, и Римо улыбнулся ему в ответ. Казалось, их радость словно осветила всю комнату.
– Это самое лучшее Рождество из всех, которых у меня никогда не было, сказал Римо, ничуть не покривив душой.