Однако этому моменту так и не суждено было наступить.
Доносившиеся из спальни звуки внезапно стихли, как будто издававшая их стая простуженных гусей все-таки улетела на юг. Потом зашуршал шелк, и, наконец, послышался тихий, едва различимый шорох сандалий.
В комнату просунул голову ни кто иной, как Чиун, Правящий Мастер Синанджу. Взгляд его остановился на стройной, мускулистой спине ученика и приемного сына, и в глубине светло-карих глаз промелькнуло удовлетворение.
Римо вернулся. Было приятно снова видеть его дома.
Но тут Чиун заметил, чем был занят его ученик.
– Тьфу, – сплюнул он. – Судя по всему, настал очередной День Иисуса.
– Это называется Рождество, – бросил, не оборачиваясь, Римо, – и у меня как раз появилось праздничное настроение, пока ты не встрял со своими замечаниями.
– Встрял?! – возмущенно воскликнул Чиун. – Ничего я не встревал, что бы ты не имел под этим в виду.
Мастер Синанджу был уже не молод, юным оставался лишь его взгляд. Чиун был низенький азиат, почти совсем лысый, только над ушами свисали длинные седые пряди, а на подбородке красовалась клочковатая борода. На Мастере Синанджу было желтое шелковое кимоно, длинные рукава которого скрывали сцепленные на животе руки.
– Я не встревал, – повторил Чиун, когда Римо, не обращая на него внимания, снова повернулся к елке и начал развешивать на ветках мишуру.
Ответа не последовало.
– Деревьям место на улице, – не унимался Чиун.
Римо устало вздохнул.
– Это рождественская елка, и она должна стоять в доме. Так что, если ты не собираешься мне помогать, лучше отойди. Скоро будет первое Рождество, которое мы справим в новом доме, и я собираюсь его отпраздновать, с тобой или без тебя.
Чиун, казалось, призадумался.
– Это дерево напомнило мне о его величественных собратьях, украшающих склоны холмов в моей родной Корее, – наконец заметил он. – Да, пахнут они очень похоже.
– Тогда за работу, – смягчившись, предложил Римо.
– И эту красоту ты загубил ради своей варварской церемонии, – сурово добавил Чиун.
– Если ты будешь и дальше продолжать в том же духе, тогда под деревом никаких подарков для тебя не окажется.
– Подарки? – оживился Чиун. – Для меня?
– Ага. Таков обычай. Я кладу подарки для тебя, а ты – для меня.
Чиун с интересом заглянул под елку. Подарков не было.
– А когда это произойдет? – спросил он.
– Что?
– Когда там появятся подарки?
– В сочельник, то есть в воскресенье вечером.
– А ты их уже купил? – недоверчиво поинтересовался Чиун.
– Ну, не совсем, – загадочно ответил Римо.
– У меня для тебя подарков нет.
– Что ж, времени осталось еще достаточно.
Прищурившись, Чиун с нескрываемым интересом уставился на Римо, сосредоточенно наряжавшего елку.
– Последние несколько лет тебя не так уж интересовала эта рождественская дребедень, – заметил он.
– За последнее время мне впервые пришлось убить Санта-Клауса.
– Ага! – проговорил Чиун, со значением поднимая украшенный длинным ногтем палец. – Наконец-то мы подобрались к сути дела.
Римо решил промолчать. Он вынул из коробки связку колокольчиков и теперь старательно очищал ее от налипших упаковочных стружек.
– Кхм, насчет твоего задания, – Чиун решил зайти с другой стороны. Все прошло успешно?
– Он мертв, если ты хотел узнать именно это, – отозвался Римо, и, пригнув верхушку елки, нацепил на нее колокольчики. Когда он отпустил руки, комната наполнилась веселым перезвоном.
– Да, для человека, который отплатил негодяю за смерть стольких детей, ты выглядишь не слишком счастливо.
– Убийца и сам был еще ребенком.
Чиун чуть не поперхнулся от изумления.
– Нет! Ты просто не мог убить ребенка! Это против всех правил, которые я пытался тебе привить! Дети священны. Скажи же, что я ослышался, Римо.
– Убийца был ребенок душой, а не телом.
– А, один из миллионов слабоумных, населяющих Америку! Печальная история. Думаю, все дело в том, что люди здесь пожирают в бесчисленных количествах гамбургеры. Они явно разрушают мозговые клетки.
– Мне так хотелось убить этого парня, что я стал сам себе противен.
– В твоей работе нет места ненависти. Ты просто должен своевременно и эффективно, как и подобает профессионалу, избавлять императора от врагов. – Я сделал все правильно. Это была легкая смерть.
– Но ты-то отнесся к этому не так легко!