– Что же сокрушило твою веру, веру человека, который для своего народа является тем же, что я – для своего? – вопросил Чиун.
Прежде, чем Роум успел ответить, раздавшийся за окнами шум заставил индейцев повскакать со своих мест.
– Похоже на танк, – еле слышно выдохнула Шерил.
Расталкивая соплеменников, Билл Роум бросился к дверям. Через мгновение к нему присоединился Мастер Синанджу. Вместе они увидели, как по дороге к деревне приближается, вздымая тучи песка, запыленный танк. Двигатель машины рычал и захлебывался, словно мотор газонокосилки в руках неумелого садовника.
– Думаете, нас перехитрили, вождь? – спросил Роум у Чиуна.
– Мы имеем дело с японцами, – ответил тот, – а для них не совершить подлости было бы просто удивительно.
Танк резко затормозил, и водитель заглушил двигатель.
Когда откинулась крышка люка, Билл Роум обернулся к Большому Дому и прокричал:
– Все назад! Я займусь этим!
Обращаясь к Чиуну он добавил:
– Если мне не удастся, то я рассчитываю, что вы поможете моему племени.
Договорились?
– Так ты все-таки веришь? – с любопытством взглянул на него Чиун.
– Нет, но верите вы. Именно на это я и рассчитываю.
– Хорошо, – кивнул Чиун, скупо улыбнувшись.
Из раскрытого люка высунулась голова в шлеме, и хриплый голос прокричал:
– Санни Джо, это ты? Парень, я так рад, что наконец вижу друга!
Это был Бартоломью Бронзини.
Глава 18
Утром двадцать четвертого декабря в эфир вышла радиостанция Свободная Юма.
По этим звучным названием скрывался юрист Лестер Коул, у которого в сарае стоял портативный радиопередатчик. Он отправил всем станциям, принимающим в этом диапазоне, сообщение. Первым на него откликнулся зубной техник из города Поуэй в Калифорнии, работавший под позывными Ку-Эс-Эль.
– На нас напали, – напряженно сообщил Лестер Коул. – Передайте это в Вашингтон. Мы отрезаны от внешнего мира. Это японцы, они устроили здесь заварушку похлеще, чем в Пирл-Харборе.
Зубной техник поблагодарил Коула за интересную байку и закончил коротким: «Конец связи».
Юристу Коулу – а именно под этим именем его знали собратья по эфиру больше повезло со вторым собеседником. На этот раз удалось связаться с радистом из Ассошиэйтед Пресс во Флэгстаффе, который выслушал его историю, не перебивая.
В завершение, Коул сообщил:
– Можете проверить, у нас нет ни радио, ни телевидения, ни телефонной связи.
– Я сообщу о результатах чуть позже. Конец связи.
Радист Ассошиэйтед Пресс подтвердил, что с Юмой полностью потеряно всякое сообщение. Он несколько раз выходил на связь со столицей штата, но никто в Финиксе не мог объяснить, в чем дело. Радиолюбитель не стал повторять сумасшедшей истории Коула об оккупантах. Вместо этого он попытался вызвать самого адвоката.
Ответа не было.
Кларенс Джисс вовсе не считал, что предает родину. В Юме вступил в действие комендантский час, и он не отваживался высунуть нос из дому, потому что всех, кого ловили на улице, расстреливали. Джисс жил один. Он считал, что Америка сделала для него не слишком много. Пособия по инвалидности не хватало даже, чтобы нормально набить холодильник. Джисс оформил инвалидность в 1970-м, после неудачного опыта с приемом ЛСД, из-за которого он не смог оставаться на постоянной работе. Как он объяснял человеку из службы социального обеспечения, «моя нога регулярно выкидывает коленца, так что работать я не могу».
Поэтому, когда в Юме появились японцы, и отрезали город от всего остального мира, Кларенс Джисс решил затаиться и выждать. Кто знает, может быть, жить станет получше. По крайней мере, хуже, чем триста шестьдесят пять долларов в месяц, придумать довольно сложно.
Эта мысль моментально испарилась у него из головы, как только на улице показался бронетранспортер, с которого японский голос, усиленный динамиком, надрываясь, кричал:
– Человек передает сообщения по радио. Он должен выйти и сдаться, иначе мы поджигать по одному дому на каждой улице.
Кларенс Джисс не хотел потерять собственное обиталище. Кроме того, он знал, что единственный владелец портативного передатчика по соседству когда-то выиграл у него дело по обвинению в вандализме. Еще у Джисса было такое чувство, что, прежде чем поджечь дома, японцы вовсе не собирались выпускать обитателей наружу.