— Всего две строчки, — просиял довольный Чиун, — «Вы больны малярией» и еще старинное корейское выражение, которое в приблизительном переводе звучит как «Ага, попался!».
— Замечательно, — проговорил Смит.
— Этот рассказ покажется вам еще более чудесным, Смитти, если вы задумаетесь о том, что он не имеет ни малейшего отношения к тому парню, который умер от простуды, — проворчал Римо.
— Я как раз собирался к нему перейти, — шикнул на него Чиун. — Когда я повстречался с этим Бронзини...
— Одну минуточку! — воскликнул Римо. — Так ты виделся с Бронзини?
Значит, тебе все-таки удалось попасть в Юму! Интересно, как ты этого добился — похитил жену Смита?
— К твоему сведению, я ездил туда в качестве корреспондента журнала «Звездный дождь».
— Никогда о таком не слышал.
— Конечно же, нет. Там платят по доллару за слово, в отличие от бульварных газеток, которыми ты интересуешься.
— Поправка принимается.
— Так вот, — снова заговорил Чиун, — увидев, что у бывшего грека, Бронзини, простуда, я, зная, как стар и немощен Нишитцу, решил передать актера в руки японских захватчиков. — Захватчики? — переспросил Римо. — Ты имеешь в виду, съемочную бригаду?
— Нет, японскую армию, — ответил Чиун.
— Он шутит, да? — спросил Римо, но Смит не проронил ни слова.
— Я знал, что убив Нишитцу, — как ни в чем не бывало продолжал Чиун, я стану причиной гибели невинных детей. Однако в случае, если тот умрет естественной смертью, его оккупационная армия будет деморализована, и не предпримет никаких ответных мер.
— Оккупационная армия? — неслышно, одними губами проговорил Римо.
— Именно так бы все и произошло, не вступи в игру ядерный бомбардировщик.
Смит кивнул.
— Нам повезло, что Бронзини удалось бежать из тюрьмы. Только его известность помогла убедить военных не бомбить Юму.
— Что? — не выдержав, вскричал Римо. — Японцы собирались сбросить на город атомную бомбу?
— Да нет же, американцы! — поправил его Чиун.
— Ты меня разыгрываешь, — не сдавался Римо, и, повернувшись к Смиту, спросил:
— Правда же, это розыгрыш?
— Я же говорил, что это длинная история, — вздохнул тот. — И тем не менее, все, что ты слышал — правда. Чиун помог предотвратить катастрофу, и президент чрезвычайно за это признателен.
— Мы обсудим этот вопрос позднее, — величественно отозвался Чиун. Возможно, когда вернемся к нашим переговорам по контракту.
От одного упоминания слова «контракт» Смит вздрогнул всем телом.
— Прошу прощения, но меня ждет срочное дело.
Чиун церемонно поклонился.
— Передавайте мои наилучшие пожелания кузену Милбурну.
— С удовольствием, если мы когда-нибудь снова станем с ним разговаривать. Он был крайне расстроен тем, что для своего репортажа вы избрали поэтическую форму. Милбурн утверждает, что настоятельно просил вас этого не делать.
— Этот человек — невежественный обыватель, который не в состоянии оценить подлинного шедевра, который попал к нему в руки по цене всего лишь в доллар за слово, — резко проговорил Чиун.
— Думаю, что этого я передавать ему не стану. Кстати, он вернул рукопись, взяв с меня обещание, что я лично ее перепишу.
— Я не допущу, чтобы мое имя стояло под вашими опусами, Смит. Пускай ее подпишет кто-нибудь другой. Может быть, Римо с удовольствием примет на себя бремя авторства. Но прошу вас проследить, чтобы чек был выписан на мое имя.
— Мы вернемся к этому позднее, — поспешил сказать Смит, закрывая за собой дверь.
— У меня такое чувство, что я много чего пропустил, — сообщил Римо Чиуну, когда они остались наедине. — Так значит, ты тоже был в Юме?
— Это теперь уже в прошлом, и я хочу, чтобы ты поскорее о нем забыл.
Сейчас ты в Фолкрофте, в полной безопасности.
— Да, это я уже понял. Жаль, мне хотелось бы попрощаться с Шерил. Я так и не успел как следует с ней познакомиться.
— Забудь о ней, — поспешно проговорил Мастер Синанджу. — Почему бы тебе не открыть свой рождественский подарок?
— Знаешь, а ведь я для тебя подарка не приготовил.
— Ничего страшного, — махнул рукой Чиун. — Уверен, что когда ты окончательно придешь в себя, то осыплешь меня дарами, которых я несомненно заслуживаю. Хотя я уверен, что ни один из них не сравнится с тем, что я приготовил для тебя.
— Ты сам его сделал? Приятно слышать, что и ты наконец проникся рождественской атмосферой, — сказал Римо, развязывая серебряную ленточку, пусть и на неделю позже.
Внезапно он остановился.
— На съемках я познакомился с одним человеком, Санни Джо. С ним все в порядке?
— Увы, нет, — ответил Чиун. — Ты никогда его больше не увидишь.
— Жаль, он мне понравился.
— Не знаю, я с ним не был знаком.
— Тогда откуда ты знаешь, что он умер? — подозрительно спросил Римо.
— Он был другом Бронзини, а всех его знакомых казнили японцы.
— Черт!
Сорвав оберточную бумагу, Римо принялся возиться с крышкой маленькой картонной коробки. Грусть, проступившая у него на лице, сменилась радостным предвкушением, но, как только он открыл коробку, лицо у него вытянулось.
— Она пустая! — выпалил он.
— Как это похоже на белых! — скривился Чиун. — Твоя неблагодарность ранит меня в самое сердце.
— Неблагодарность тут ни при чем, просто я...
— Разочарован? — подсказал Чиун.
— Да, что-то вроде этого. Ну, хорошо, я действительно немного разочарован. Здесь же ничего нет.
— Взгляни повнимательней.
Озадаченный, Римо поднес коробку поближе к свету, и тщательно осмотрел каждый уголок.
— Все так же пусто, — пожаловался, наконец, он.
— До чего же ты все-таки глуп.
Отложив коробочку, Римо скрестил на груди руки.
— Отлично, я проспал целую неделю, так что неудивительно, если я плоховато соображаю. Тогда объясни мне, наконец, что это значит.
— Я подарил тебе вещь несравненной красоты, а ты порвал ее на мелкие кусочки.
— Так подарком была эта коробочка? — изумленно спросил Римо.
— Не просто коробочка, — поправил его Чиун. — Я тщательно выбрал ее из сотен других, отбросив многие, которые показались мне недостойными, чтобы нести в себе этот подарок.
— С виду — обыкновенная картонная коробка, — мрачно заметил Римо.
— Оберточная бумага был бирюзовая. Я выбрал для нее твой любимый цвет.
— В самом деле?
— Ну, может быть, один из самых любимых.
— Что ж, мне действительно симпатичен бирюзовый — после красного, синего желтого, зеленого и оранжевого. Нет, пожалуй, еще, темно-коричневого.
— Я завязал коробку серебряной ленточкой. На нее мой выбор пал потому, что серебро превосходно сочетается с бирюзой, так тщательно мною подобранной для обертки. Наконец, когда я добыл все это, то целый вечер медитировал, глядя на коробку, и только внутренне подготовившись к столь важному событию, я обернул ее бумагой и повязал сверху ленточку, сделав великолепный узел, который твои детские пальцы разорвали, даже не потрудившись задуматься над вложенным в него трудом.
— Извини. Наверное, я совсем потерял голову в горячке.
Суровое лицо Чиуна слегка смягчилось.
— Может быть, я смогу восстановить этот бесценный подарок, ведь, по сути, он всего лишь символ чего-то значительно большего.
— Чего же?
— Отцовской любви. Ведь я — единственный отец, которого тебе довелось иметь.
— О! — сказал Римо, и наконец, все понял.
— Как я смогу тебя отблагодарить? — спросил он, держа в руках простую бирюзовую коробочку, которая больше не казалась пустой.
— Ты уже это сделал, — мягко проговорил Чиун. — Ведь у меня есть ты, подлинное сокровище Синанджу.
Чиун просто сиял от счастья, и Римо улыбнулся ему в ответ. Казалось, их радость словно осветила всю комнату.
— Это самое лучшее Рождество из всех, которых у меня никогда не было, сказал Римо, ничуть не покривив душой.