Подняв руки, Римо увидел, что они как будто вываляны в муке. Он глядел на свое собственное отражение. Очевидно, он так сильно уменьшил температуру собственного тела, что снег не таял, а просто налипал на него.
Отражение в стекле неожиданно натолкнуло Римо на мысль, и он решительно постучал в дверь.
Через секунду в дверном окошке кто-то показался. Человек, с изумлением глядевший на Римо, хотя и был круглощекий, но на его простодушном лице не было и тени коварства. Это было совсем не то, что ожидал увидеть Римо, совсем не похоже на человека, отрубившего посреди ночи головы семерым ребятишкам, и бросившего трупы под деревом, где их и обнаружили родители.
— Кто... Кто вы такой? — пролепетал обладатель бесхитростного лица.
Голос этого человека казался странным, как будто искаженным.
— Фрости-Снеговик, — без тени улыбки ответил Римо.
— Правда?
Римо кивнул.
— Понимаешь, Санта попросил меня навести кое-какие справки. Хочу узнать, хорошо или плохо ты вел себя в этом году.
Собеседник Римо нахмурился.
— Санта-Клауса на самом деле нет. Мне Винсент сказал.
Римо прищурился.
— А Фрости есть?
Огромное лицо напряженно сморщилось, сразу став похожим на сушеный апельсин.
— Винсент ничего не говорил насчет вас. А теперь вы стоите прямо передо мной, как настоящий. Может быть, мне стоит спросить у него, прежде чем впустить вас в дом. Знаете, мне вообще-то не велели впускать незнакомых людей.
— Послушай, дружок, мне еще нужно обойти восемьдесят семь тысяч домов. Если не хочешь мне помогать, придется просто записать «вел себя плохо».
Спасибо за помощь, — сказал Римо, поворачиваясь, чтобы уходить.
В ту же секунду дверь с грохотом распахнулась, и человек с лунообразным лицом выскочил на улицу. Костюма Санта-Клауса на нем не было. На вид парню можно было дать лет двадцать восемь, но вел он себя, как двенадцатилетний.
— Нет, нет, подождите, — умоляюще проговорил он. — Пожалуйста, заходите. Я готов с вами поговорить, честное слово.
— Ладно, — пожал плечами Римо и вошел вслед за ним в дом.
Окинув парня взглядом, Римо решил, что в нем никак не меньше ста двадцати килограммов живого веса, и почти никаких мускулов. Живот парня нависал над подпоясанными веревкой штанами, подрагивая, как желе, а подбородков с лихвой хватило бы на всю семью Джексонов. Еще, по дороге к симпатичной, хотя и неряшливой гостиной, Римо отметил, что ляжки у парня настолько толстые, что трутся одна о другую. Звук, который производила при этом ткань его вельветовых штанов, мог разбудить и мертвого.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — пригласил его толстяк. — Меня зовут Генри. Может быть, вы хотите пить? У меня как раз есть горячий шоколад.
В голосе его послышалось трогательное желание угодить гостю.
— Нет, спасибо, — рассеянно проговорил Римо, оглядывая комнату, — я ведь могу растаять.
В гостиной не было обычных для этого времени года рождественских украшений — ни елки, ни носков, повешенных в ожидании подарков около камина.
Однако в углу стояла полутораметровая пластмассовая фигура северного оленя, от которой тянулся электрический шнур. Олень слегка светился, особенно горевший красным светом нос. Такие игрушки выставляют обычно на лужайках в парке.
— Это олененок Рудольф? — спросил Римо.
— Разве вы его не узнаете? — обиженно отозвался Генри.
— Нет, просто хотел удостовериться, — сказал Римо. — Ну что ж, перейдем к делу. Мне сообщили, что кто-то в этом доме плохо себя ведет.
— Это не я, — пронзительно вскрикнул Генри.
В ту же секунду из соседней комнаты раздался ворчливый голос:
— Генри, ложись спать!
— Хорошо, мама. Вот только договорю с Фрости.
— Немедленно в кровать! — проревел другой, мужской голос.
— Да, сэр... Уже нужно укладываться, раз Винсент так сказал.
— Это займет всего одну минуту, — сказал Римо. Он заметил, что снег у него на руках уже начал подтаивать. По спине под майкой уже побежали струйки талой воды. Римо прикинул, что у него еще есть минут пять, чтобы получить ответы на все вопросы. Остальное будет несложно.
— Хорошо, — согласился Генри, осторожно прикрывая дверь.
Положив пуку на дрожащее плечо парня, Римо спросил:
— Это действительно правда?
Отвернувшись, Генри пытался найти взглядом пластмассового оленя.
— Что правда? — уклончиво переспросил он.
— Не увиливай! — прорычал Римо, вглядываясь в исказившиеся черты его лица.
Рот, несомненно, был тот же, что и у Санта-Клауса. Да, и запах точно такой же — от Генри пахло хвойным мылом и дезодорантом. И, хотя хныканье Генри никак не вязалось со зловещим «Хо-хо-хо» Санта-Клауса, ошибки быть не могло.
— Мы знаем, что это ты, — решительно проговорил Римо. — Ты убивал детишек.
— Мне... мне пришлось... — несчастно выдавил из себя Генри.
Схватив его обеими руками, Римо, яростно крикнул:
— Но почему, ряди всего святого? Они же были совсем еще детьми!
— Это он мне приказал, — всхлипывая, пробормотал Генри.
Подняв глаза, Римо увидел, что он показывает на пластмассового Рудольфа. Стоящий в углу олень невинно смотрел на них тусклым игрушечным взглядом, лампочка у него в носу время от времени подмигивала.
— Рудольф? — переспросил Римо.
— Он меня заставил.
— Значит, отрубить семерым ребятишкам головы тебя заставил Рудольф-олень. Но зачем?
— Чтобы эти дети не грустили, как я.
— Грустили?
— Винсент сказал, что Санта-Клауса нет. Сначала я ему не верил, но мама тоже так говорит.
— Кто такой Винсент?
— Это мой отчим. Мой настоящий отец убежал. Винсент сказал, что все из-за того, что я слабоумный, но мама его ударила, так что, наверное, он сказал неправду.
— Так как же все это произошло? — спросил Римо, чувствуя, как вся его ярость улетучивается. Этот увалень оказался умственно отсталым.
— После Дня Благодарения я спросил у Винсента, почему у нас нет елки, а он сказал, что она нам не нужна.
— Продолжай, ты все еще не ответил на мой вопрос.
— Ну, я совсем не хотел причинять детям вреда, — пробормотал Генри, теребя свои пухлые руки, — а Рудольф сказал, что если ребенок умирает, еще не зная, что Санта0-Клауса на самом деле нет, то он попадет в рай и будет всегда смеяться. Но если он успеет вырасти, то прямиком отправится в ад, и будет поджариваться на вечном пламени, как бекон.
— Так ты убил их, чтобы они не узнали, что Санта-Клауса не существует?
— недоверчиво переспросил Римо.
— Да, мистер Фрости, сэр. А что, Винсент сказал неправду?
Римо тяжело вздохнул. Прежде, чем он собрался с силами, чтобы ответить, прошло несколько томительных секунд.
— Да, Генри, — тихо проговорил Римо. — Он сказал неправду.
— И теперь в аду буду поджариваться я?
На этот раз Римо уже не медлил с ответом.
— Нет, ты попадешь в рай, Генри. Ты готов?
— А можно мне попрощаться с Рудольфом?
— Боюсь, у нас слишком мало времени. Просто закрой глаза.
— Хорошо. — Генри послушно зажмурился, лицо его напряглось, колени стучали друг о дружку. Он был настолько жалок, что на секунду Римо заколебался. Но потом он вспомнил о газетных вырезках с фотографиями обезглавленных детей и душераздирающих воплях родителей, о которых писали репортеры. И еще ему вспомнилось собственное лишенное радостей детство.
Решительно шагнув вперед, Римо сложил пальцы в щепоть и направил точно рассчитанный удар в область над сердцем.
Генри рухнул на спину, словно перевернувшийся холодильник. Дом содрогнулся от удара его огромного тела. В ту же секунду снова раздался раздраженный, почти бесполый голос:
— Генри, сейчас же в кровать!
Вслед за ним донесся мужской вопль. Винсент, догадался Римо.
— Если ты не утихомиришь своего недоразвитого ублюдка, я завтра же возвращаюсь к Сандре.
Римо взглянул на лицо лежащего на полу толстяка. Оно казалось спокойным, в уголках глаз застыло что-то напоминающее легкую улыбку. Это зрелище только разозлило Римо — он же желал маньяку-убийце страшной и долгой смерти. Он хотел, чтобы тот сполна заплатил за причиненные им страдания. И вот, теперь, он чувствовал, что его обманули. Санта-Клаус был мертв, но в душе Римо не испытывал ни малейшего чувства удовлетворения. Он чувствовал только пустоту, как и каждое Рождество много лет подряд. Может быть, стоит покончить с Винсентом, подумал он.