Он приподнял простыню и посмотрел на свою рану. Она не была забинтована, поэтому он сумел рассмотреть ее как следует. Не очень приятное зрелище. Но все же не смертельно. И болит намного меньше. Он будет жить.
Снова накрывшись простыней, Калвер еще раз осмотрел помещение лазарета и, как часто бывает после тяжелой болезни, увидел все по-новому. И мрачные стены показались не такими уж мрачными, и неоновые лампы – не такими тусклыми, и пружины матраца на верхней кровати блестели как-то весело. Даже тяжелый воздух лазарета казался свежим. Он с трудом мог припомнить все, что произошло за эти дни, и о своем состоянии знал в основном со слов доктора Рейнольдс. Она рассказала, что в первые дни он был желтым как китаец. Его мучили сильные мышечные спазмы, частая рвота. У него была высокая температура, и он почти непрерывно бредил. Все это усугублялось воздействием радиации. К счастью, противоядие сработало быстро, и большая часть токсинов была выведена из его организма за первые два дня. Но все же в результате всего этого он был сильно истощен, и единственным лечением для него сейчас был полный покой.
Калвер чувствовал себя вполне прилично, лишь легкая слабость напоминала о перенесенной болезни. Но он был уверен, что это пройдет, как только он поднимется. Если бы он знал, куда спрятали его одежду, то встал бы, ни у кого не спрашивая разрешения.
Калвер откинул простыню и осторожно спустил ноги на пол. В это время открылась дверь, в лазарет вошла Кэт, и он поспешно забрался обратно. Заметив его маневр, девушка улыбнулась и, подойдя поближе, сказала:
– Вы сегодня хорошо выглядите. Он кивнул, довольный.
– Я и чувствую себя вполне прилично. Она присела на край его кровати, немного пригнувшись, чтобы не задеть головой верхнюю койку.
– Первое время мы очень беспокоились за вас. Я никогда не думала раньше, что столь непродолжительная болезнь может изнурить человека до такой степени.
– Давайте не будем об этом. Я только хотел бы знать: вы что, ухаживали за мной? Откуда вам известны эти подробности? – спросил он.
– Доктор Рейнольдс и я, мы ухаживали за вами по очереди. Вы совсем ничего не помните? Все время, пока у вас был сильный жар, она не отходила от вас. Потом ее сменила я.
Он потер ладонью лоб, будто помогая себе вспомнить.
– Кое-что я помню, но очень смутно. Мне кажется, я помню ваше лицо, склоненное надо мной. По-моему, вы плакали. Или это было в бреду?
Она старалась не смотреть ему в глаза, явно смущенная его словами.
– Мне было очень жалко вас. Вы так ужасно выглядели. Я думала, что вы умрете.
– Вас это огорчало?
Кэт придвинулась поближе и слегка коснулась пальцами его светлых волос.
– У вас какой-то странный блеск в глазах.
– Я думаю, что в этом виноваты витамины, которыми пичкает меня доктор Рейнольдс.
– Кстати, она говорит, что вам, как это ни странно, повезло больше, чем всем остальным.
Он засмеялся.
– Да, я это уже слышал. Только что-то никак не пойму, в чем мое везение.
– Насколько я понимаю, ваше тяжелое состояние одновременно оказалось вашим спасением. У вас был сильный жар, вы бредили, и, таким образом, ваш мозг отключился от стрессовой ситуации, которую пережили в эти дни остальные. В таком состоянии организм интенсивнее работает на самосохранение. И еще Клер, то есть доктор Рейнольдс, – поправилась она, – говорит, что, поскольку вы находились в бессознательном состоянии, вам проще было воспринять все случившееся.
Все это время Кэт гладила его по волосам. Калвер нежно взял ее руку и прижал к своей щеке.
– Проще? – переспросил он. – Почему?
– Потому что, хоть вас так же, как и всех нас, мучили кошмары и галлюцинации, у вас это было как бы во сне, а мы переживали то же самое наяву, и многие, как вы сами видите, не выдержали.
Она показала рукой на соседние кровати.
– Вы, наверное, знаете, что эти люди пытались покончить с собой. Да и тем, кто этого не сделал, очень нелегко. Он сжал ее руку и спросил:
– А вы как?
– Не знаю. Сначала думала, что не выдержу. А теперь – не знаю. Что-то во мне изменилось. Даже не верится, что человек в состоянии пережить такое и каким-то образом с этим свыкнуться. Я не имею в виду, что ядерная война будет когда-нибудь принята нами как нормальное явление, но тем не менее обстоятельства вынудят нас жить, несмотря ни на что. Это будет какая-то иная, неизвестная нам форма жизни.
Кэт напряглась, и Калвер испугался: ему показалось, что она опять, как в те первые часы в убежище, близка к шоковому состоянию. А ему так хотелось узнать, какой она была прежде, до всего этого кошмара. Он погладил ее по щеке.
– У меня такое странное ощущение, что все это с нами однажды было.
– И у меня тоже, – отозвалась Кэт. – Наверное, мы оба вспомнили первый день, проведенный в этом убежище. Вы тогда пытались меня успокоить.
– А вы меня.
Она грустно улыбнулась:
– Вы мне помогли.
– И вы мне тоже.
Она поморгала ресницами, стряхивая с них слезы. Калвер снова погладил ее.
– Нам надо идти. Нас ждут, – сказала Кэт.
– Кто? – удивленно спросил он.
– Алекс Дили. Он просил передать, что ждет вас в центре оперативного управления.
– О, значит, он уже нашел место для своей группы?
– Вы знаете, это вообще какое-то удивительное заведение. Даже постоянные сотрудники станции, которые давно работают здесь, не имеют полного представления об убежище. По-видимому, большая часть комплекса незнакома даже им. Все же это правительственное убежище, и здесь есть свои тайны.
– Да, вы правы. И в этом есть определенный смысл. Если бы персонал имел доступ ко всем помещениям комплекса, то сведения о специально оборудованном подземном убежище обязательно распространились бы среди населения города. Люди плохо умеют хранить секреты. Такие подробности могли бы вызвать определенные подозрения и даже панику, а власти в этом, разумеется, никоим образом не были заинтересованы.