Все замерли в напряженном ожидании. Брайс тоже какое-то время молчал, будто в уме пересчитывал жертвы. Затем довольно уверенно сказал:
— По моей приблизительной оценке, выживет около миллиона лондонцев.
Он снова замолчал, опустив голову, словно боялся нового взрыва эмоций. Но молчание, воцарившееся в комнате, было еще страшнее. Прервал молчание Дили:
— Разумеется, за достоверность приведенных цифр мы поручиться не можем. Ложны они или правдивы, это в любом случае всего лишь статистика. И все предварительные расчеты строились на теоретических предположениях, потому что аналогичных прецедентов в прошлом не было.
— Совершенно верно, — откликнулся Брайс, — вы, разумеется, правы. Но все же мои расчеты достаточно обоснованны. Я тщательным образом прорабатывал все документы, доклады, сообщения на эту тему, официальные, неофициальные, использовал результаты исследований, проводимых в Хиросиме, Нагасаки. Над этой проблемой работали многие ученые во всем мире. Разумеется, учитывалась и новейшая модификация, и большая мощность современного ядерного оружия, и жизненный уровень европейского населения. Мои данные основаны на усредненных цифрах, приводимых в правительственных сообщениях и сообщениях независимых экспертов.
— И тем не менее, — настаивал Дили, — мы ни в чем не можем быть уверены.
Калвер усмехнулся. Он подумал, что, вероятно, прежде чем собрать “массы”, чиновники посовещались в узком кругу, решая, в каком виде преподнести информацию о случившемся. Тем более что достоверными данными сами не располагали. Но, судя по всему, к единому мнению не пришли. Отсюда и явное противостояние Дили и Брайса.
— У нас семьи остались наверху, а вы нам головы морочите своей статистикой, — раздался чей-то отчаянный крик за спиной у Калвера.
Он обернулся и увидел маленького человечка, по лицу которого текли слезы. Человечек потрясал над головой детскими кулачками и кричал:
— Мы должны отыскать своих близких! Мы не можем оставить их на произвол судьбы... После всего, что вы нам здесь рассказали...
— Нет! — резко, с холодной жестокостью произнес Дили. — Мы не можем приютить в этом убежище всех пострадавших. Даже наших близких. Это погубило бы всех нас.
— Вы думаете, это имеет для нас такое большое значение? — На сей раз это был женский голос, в котором тоже звучали слезы. — Вы думаете, у нас осталось что-то, ради чего стоило бы жить? Ради самих себя, что ли?
Тут все вновь заговорили разом, и уже было невозможно уловить в общем гуле голосов какой-нибудь смысл.
— Пожалуйста, успокойтесь! Мы не должны терять самообладания. — Дили снова попытался овладеть ситуацией. — Поймите же наконец, мы только тогда сможем помочь людям наверху, если выживем сами и сумеем объединить свои усилия с персоналом других убежищ. Мы ни в коем случае не должны поддаваться панике!
Фарадей тоже вскочил со своего места. Теперь они с Дили стояли рядом, как два солдата в одном строю.
— Дили прав. Если мы, пойдя на поводу у своих эмоций, покинем убежище сейчас, то получим смертельную дозу облучения. Таким образом, мы убьем себя, а мертвые никого спасти не могут.
Логика их рассуждений была ясна всем, но погасить возбуждение все же не удавалось. Здесь явно преобладали эмоции. Выкрики не прекращались, некоторые из них носили оскорбительный характер и были обращены к Дили как представителю министерства обороны. Шум несколько приутих, когда рядом с Дили встала доктор Рейнольдс. Она была тоже напряжена, и это состояние выдавали засунутые в карманы белого халата руки, сжатые в кулаки. Но именно ее белый халат, по-видимому, подействовал успокаивающе на взвинченных людей. Она не представляла чиновничий класс, ее нельзя, как Дили, который был марионеткой в руках правительства, приведшего страну к катастрофе, обвинить в случившемся. И хоть большинство присутствующих понимали несправедливость своего гнева, направленного именно на этого представителя министерства обороны, он просто был здесь, рядом: его можно не только оскорбить, но и ударить. Людям нужна была разрядка, и Дили оказался подходящим объектом. Стараясь отвлечь внимание от Дили, доктор Рейнольдс сказала:
— Я могу лишь подтвердить то, что здесь уже было сказано. Если кто-нибудь из вас выйдет из этого убежища сейчас, он умрет от лучевой болезни через несколько недель, а может быть, и дней. От себя я могу лишь добавить, что это будет очень тяжелая смерть. Сначала вы почувствуете тошноту, появится покраснение кожи, жжение во рту и горле, слабость. Затем начнется рвота, и несколько дней вы будете страдать от мучительного поноса. Потом, быть может, ненадолго наступит облегчение, но лишь совсем ненадолго. Вскоре все симптомы проявятся еще сильнее, чем прежде, кожа покроется волдырями, начнут выпадать волосы, у женщины возможны сильные кровотечения, У мужчин появятся неприятные ощущения в половых органах. Если кому-то случайно удастся выжить, то наверняка гарантировано бесплодие или, что еще хуже, вашему потомству грозят непредсказуемые тяжелые отклонения от нормы. Многим из вас предстоит узнать на собственном опыте о такой страшной болезни, как лейкемия. В конце концов начнутся судороги, и это будет спасением, потому что вскоре наступит смерть.