И она посмотрела.
...Там было холодно и темно. Никто и ничто не отвечало ей — застывшей, трепетно-внимательной, пугливой. Темные кроны деревьев, мертвых и полуживых, живых и начинающих гибнуть, мощных, тонких, молодых и старых, стены стволов, моря кустарников, шелестящий океан листьев и трав, — все они молчали. Ветер запутался в паутине темноты и опал, бессильный, схваченный в плен вместе с жизнью северного великана, погруженного во мрак.
Что-то осквернило Хельтавар. Элейни отчетливо понимала это; могущество Отца Лесов было подорвано. Не он сам теперь правил своими подданными. Он медленно, грузно и неотвратимо погружался во мрак, и жизнь, ранее ровным пламенем гудевшая в нем, наполнявшая его, теперь слабыми, разрозненными искрами, ночными огоньками бродила в потаенных, никогда не виданных человечеством недрах.
Он был словно усыплен, отравлен или уже почти мертв; Отец Лесов не видел человека, с ужасом и жалостью взирающего на него...
Но было что-то, живое и далекое, малозаметное, странное... уже знакомое.
Элейни дрогнула, почувствовав прикосновение вкрадчиво мягкое, почти незаметное. Призрачное. Слепая Тьма коснулась ее одной из своих лап, ощупывая и запоминая ее облик; затем, практически тут же, мгновенно — девочка не успела осознать, что происходит, — темнота встрепенулась и, дрогнув, ожила.
Тяжелый, исходящий сверху Взгляд приковал ее к месту, лишив последних смелости и сил. Девочке внезапно стало очень холодно, разум ее почувствовал неожиданную легкость, дыхание Бездны, открывающейся со всех сторон; что-то страшное, нечеловеческое и странное тянулось к ней отовсюду, стремясь коснуться ее, обвить ее руки и плечи, ее шею, оплести ее тонкими бесцветными нитями. Элейни застыла, боясь пошевелиться; сверху давило и тянуло — взгляд ее против воли начал подниматься к мертвым черненым небесам.
И там, в безлюдной, мертвой небесной пустоте, в покрове однозвучного, пронизанного свистящим ледяным ветром сумрака, под слабеющим, полным страха, затравленным взглядом Элейни прямо сейчас медленно, едва заметно, но неостановимо исходило из толщи звездных небес Нечто — живое, крылатое, бесформенное и огромное.
Привлеченное ее вниманием, Это медленно тянулось к ней, прямо сюда, — и теперь уже не было жалящих алых лучей восходящего жаркого сердца, не было мечей, готовых защитить Элейни, изгнать мрак, наползающий на нее.
Холод приник к ней, обосновался внутри, растворил и поглотил бьющееся в груди тепло, разлился по рукам и ногам, превращая их в лед, делая Элейни бесчувственной и абсолютно бессильной; мгновения тянулись вперед, волоча ее за собой, девочка дернулась, пытаясь вырваться из бледных нитей бесцветной Бездны, раскрытой со всех сторон, готовой поглотить ее, принять ее навсегда, — но она уже совсем не чувствовала рук и ног, мертвенный холод растекался по всему телу, сил ее не хватало, а завеса тьмы, спасавшая ее ранее, сейчас словно исчезла.
Спеленатая нитями безликого ничто, она поднималась все выше и выше, скользя в небеса, — замершая хрупкая фигурка, исполненная отчаяния и страха. Взгляд наверху ждал ее, темное нечто оформлялось во что-то знакомое и одновременно абсолютно чуждое для нее.
Время утекало в никуда, его оставалось все меньше, серость вокруг обнимала ее, заслоняя весь мир, и неожиданно Элейни поняла: еще немного, еще совсем чуть-чуть, и она уснет беспробудным, безжизненным сном, в котором будут только холод и тишина. Сердце стучало, как сумасшедшее, мрак наверху пристально вглядывался в нее и усмехался; ему страдания человеческой девочки были неожиданно близки; Элейни рванулась еще раз и почувствовала, как в раскинувшемся далеко под ногами черном, безжизненном ночном лесу зашевелился пойманный ветер, — и неожиданно вырвался на свободу.
С кричащим свистом взмывая вверх, он настиг Элей- ни, медленно плывущую к небесам, и, яростно воя, врезался в нее, обтекая со всех сторон. Он был неожиданно жарким, и свистящее пылание мгновенно растопило корку наросшего, закрывающего ее льда; серые нити отпрянули, спасаясь от живого огня, светящегося в ночи, с сухим, яростным шелестом переплетения бесцветности низринулись во все стороны. Бездна с неслышимым грохотом захлопнулась. Свет разгорелся, пеленая девочку в тепло.
Взгляд наверху напрягся, потяжелел... и тут же бесследно исчез.
«Элейни! — звали ее. — Элейни, девочка! Очнись! Просыпайся, милая!.. Скорее!»