— Начнем с вашего паспорта.
— Пожалуйста, — Лихой протянул американцу свой дипломатический паспорт, и как бы невзначай напомнил: — Вы помните, наверное, о порядке проведения досмотра машин дипломатических представительств?
— Сегодня это применяться не будет, — жестко отрубил Рипс. — Особый случай требует особых мер. Вы можете жаловаться. Это ваше право.
За Рипсом стояла дюжина хорошо вооруженных боевиков. Сопротивляться было бесполезно.
— Вы понимаете все последствия, которые могут возникнуть в результате ваших противоправных действий?
— Нет, и понимать не хочу, — сказал Рипс.
— То есть, как я правильно понял, в настоящий момент вы пренебрегаете международным правом?
Генерал посмотрел в лицо Рипсу, затем перевел взгляд чуть дальше и опешил — у одного из джипов стоял адмирал Льюис, который несколько часов назад уже побывал в прицеле Лихого. Генерал подумал, что Льюис мог снизойти до личного исполнения досмотров и захватов только по одной причине — провал этих действий со стороны других исполнителей. Можно было, конечно, отпустить в сторону неудачника Льюиса какую-нибудь колкость, но Эдуард сдержался.
— Вы правильно поняли, — кивнул Рипс. — Мне плевать на международные законы.
Бойцы «Блэкуотера» уже подошли к машинам, и начали их открывать, заглядывая вовнутрь. Но как они не смотрели, ничего, из того, что могло их заинтересовать, увидеть не смогли.
— Где? — Рипс схватил генерала за плечо. — Где?
— Что где? — усмехнулся генерал.
— Ты знаешь, о чём я говорю!
— Да ну…
Генерал продолжал смеяться.
Рипс скинул с плеча автоматическую винтовку и произвел выстрел под ноги генералу. Лихой не шелохнулся:
— А вот это, пиндос, ты зря сделал.
Наверное, Рипс на мгновение и сам ошалел от своего поступка, но он, как не очень далекий исполнитель, был заряжен на результат, а тут прокол прошел по всем статьям — было, отчего не удержать себя в руках. Пока он соображал, генерал сделал шаг вперед, неуловимым движением руки увел в сторону ствол автоматической винтовки, и, вынув АПС из кобуры, приставил его к голове наемника. Тот было дернулся, но Лихой умело взял своего противника на захват и не отпускал, лишая того возможности сопротивляться.
— Адмирал, — крикнул Лихой в сторону Льюиса. — Может, хватит уже спектаклей и ярких шоу? Не много ли вы на себя берете? Прикажите отпустить наши машины. Для вас здесь ничего нет, и не было.
Адмирал отвернулся, и направился к машине.
— Пусть едут, — сказал он, забираясь в джип.
Лихой отпустил Рипса, и тот, отскочив, ощерился, но осознал, что в данной ситуации стрельба невозможна, и опустил ствол.
— Ты мне еще попадешься, — проговорил он, наконец.
— Улетайте домой… — генерал подмигнул своему врагу. — И будет вам счастье.
И все равно телефон зазвенел неожиданно. Нкет вздрогнул, а Джин и вовсе выронил трубку из руки. Пока он нашаривал ее у себя под ногами, прошло три или четыре звонка. Наконец Джин поднял телефон, нажал зеленую кнопку и сказал:
— Эй, американцы, я готов выслушать ваши предложения о порядке передачи мне десяти миллионов долларов в обмен на ваших пока еще живых солдат!
Но вместо покорно-просящего, весьма неожиданно для Джина, из трубки раздался требовательно-приказной голос:
— Если ты принимаешь решения, то разговор продолжим, если ты только передаточное звено, то выключай телефон и беги, куда глаза твои глядят, пока они у тебя еще есть!
Джин совсем не ожидал такого диалога. Пару секунд он молчал, не в силах продумать дальнейший ход переговоров. Внезапно его голос сорвался на фальцет, и он в тоне оправдания нашкодившего ребенка выпалил:
— Я принимаю решения! Я, и только я!
— Примем за основу, — спокойно сказала трубка, и поинтересовалась: — Почему вы думаете, что можете требовать от нас такие деньги?
— Потому что это ваши солдаты… — растерянно произнес Джин. Он понимал, что невидимый собеседник явно захватывает инициативу в разговоре, чего ему совершенно не хотелось…
— Да, это солдаты. Но мы уже списали их. Для нас они мертвы. А за мертвецов платить — какой резон? У вас есть что-то еще, или наш разговор можно считать законченным?
У Джина, привыкшего управлять солдатской массой, не блестящей интеллектом, буквально рвало шаблон от услышанного. Такого разговора не могло быть в принципе! Это просто выходило за рамки привычного ему мироустройства, за рамки привычной ему человеческой морали. Так не должно было быть! Никогда!