Шагалось не очень легко и совсем непривычно. Канистры, связанные между собой верёвкой и висевшие словно коромысло, на моих широких плечах, постоянно отбивали чечётку, сумка лупила в грудь, как боксёрский кулак, а аккумулятор, бережно укутанный в соседскую простынку, постоянно пытался вырваться из рук. Халонен, похоже, тоже несильно веселился. Я за ним присматривал, время от времени оглядываясь назад. Так вот, силуэт его, на фоне тёмной ночи, постоянно разным был. То за плечами торчал округлый горб, то над головой чего то огромное свисало, а иногда и живот увеличивался вдвойне. Сделал привал ещё на полпути к бочке, знаю что рано, но по другому никак. Ладно я, парень здоровый, ко всему привычный, а фин? Он же маленький, сухонький, костлявый, у него только уши не видно, из-за огромных, красных щёк. Посидели, повздыхали, Пекка выругался слегка и снова в дорогу. Долго сидеть нам нельзя, если действительно хотим быстро вернуться.
Если верить минутной стрелке, то на дорогу к Ниве затратили ровно, восемьдесят девять минут. Полтора часа, «едрёна кочерыжка». Так долго сюда, мы ещё не шли, никогда.
— Хэвон витту! — разорвал тишину усталый подданный соседнего государства, скидывая на снег тяжеленную железку, плотно засунутую в резинку и вместе с ней называемое — «колесо».
Странно, но у меня не нашлось перевода, этой простенькой фразе, сказанной финном в сердцах.
— Это ты, чего сейчас промямлил? — задал я вопрос, скинув и с себя, тяжеленную поклажу.
— Да иди ты на…, со своей сранной запаской — на выдохе ответил Пекка, частично используя непечатные, русские слова и немного отдышавшись, почти ласково, добавил: — Детям про такое, говорить не стоит, если не хочешь матерщинником прослыть.
Припекло видать мужчину, сильно, если он послал меня так далеко. И это при том, что он ко мне, как к брату привязан.
— Ну ладно, ладно, не психуй — попытался я сгладить обстановку. — Сейчас посидишь немного, в чувство придёшь. Потом перекусим, а там видно будет. Может плюнем на всё, развернёмся и сразу в сторону дома пойдём.
Фин посмотрел на меня такими глазами, как будто я ему золотые горы, сначала пообещал, а потом отдавать отказался. Знает шельма, что в очередной раз пытаюсь его надуть.
— Вот смотрю я на тебя, Антоша — сейчас он уже научился моё имя, так произносить, — и не понимаю, как тебе удаётся меня, так долго за нос водить. Мы фины, народ недоверчивый, как вы там говорите: — «Нас на мякине не проведёшь». А я тебе почти всегда верю, а потом размышляю и сам не пойму, почему.
— Да потому, что я харизматичный. Во мне одного обаяния вагон. А на счёт обмана… Ну вот скажи мне, когда я тебя обманул? Давай, давай. Не бойся. Молчишь. А почему? Да потому, что не было такого никогда. Недоговаривал, это да. Такое было. Но почему? Потому что, опять же, я о тебе забочусь. Не хочу твою нервную систему лишний раз ненужному стрессу подвергать.
Пекка заулыбался, покачал своей округлой головой, махнул рукой в сторону леса и с чем то внутренне согласившись, очень тихо сказал:
— Уговорил. Поесть сейчас не помешает.
На обед мы брали рыбу, вот сейчас её и жуём. Странно, но холодная она ещё вкуснее, чем была утром, на сковороде. Халонен выглядел добрее с каждой минутой и с каждым, проглоченным куском. Другое дело, ещё минут пять и можно будет начинать. Дам ему лопату, пускай снег вокруг огребёт. Сам же поставлю аккумулятор и попробую двигатель завести.
Однако прежде, чем заниматься машиной, осмотрел оставленное в ней ружьё. Вроде всё на месте, не поржавело и не промёрзло. Не знаю, как оно себя в деле покажет, а с первого взгляда выглядит ничего. Патроны так и вовсе имели вид новых, и банки консервов, также не думали в воздух стрелять. Ну и отлично, можно считать, что эксперимент на «выживание», все они прошли удачно.
Как известно, перспективный план, обычно, никогда не сбывается на сто процентов. Так произошло и у меня. Сходу выполнить задуманное удалось ровно наполовину. Снег Пекка убрал, везде. Возле машины, с неё и даже небольшой участок дороги очистил, при чём в обоих направлениях. А вот я подкачал. Двигатель не хотел заводиться, ни в какую. Аккумулятор работал, а дальше хрен.