— И что, думаешь могут не услышать? — всё больше раздражаясь, подумал я и стукнул пару раз по двери кулаком.
Не дождавшись ответа и на этот раз, плюнул на приличия и минуты три колотил по толстой деревяшке каблуком добротного, офицерского сапога. Вопрос, можно сказать, о жизни и смерти, тут не до правил поведения в общественном месте. Не достигнув желаемого, снова звонил и в перемежку стучал, десять ударов рукой, восемь ногами. И о чудо, двери наконец то открылись, правда совсем с другой стороны.
— Прекратите безобразничать! Я сейчас милицию вызову! — ударил меня в спину визгливый, старушечий голос.
Прекратил и даже повернулся. Не ошибся, за полуприкрытой дверью, с обратной стороны широкой площадки, стояла старушенция, в ярком халате до пят, с жиденькими волосами, на крохотной голове и огромными, бездонно голубыми глазами, занимавшими большую часть морщинистого лица. Вот это контрасты и парадоксы. Меня, молодого парня, чего только не видевшего на анапских пляжах и то проняло от этого шального взгляда.
— Ну, чего ломишься? — рассмотрев меня в подробностях, снизила бабушка накал своего наезда. — Нету их. Уехали. На дачу.
— Давно? — сказал я первое, что пришло на ум.
— Жанка с Лилькой, сразу после Нового года. А Сергеич вчера заезжал.
— Так может он дома? Не слышит — тут же зацепился я за крохотный луч призрачной надежды.
— Совсем сдурел? Меня же разбудил. Говорю же, нет никого. Давай, топай. Не доводи до греха. Не погляжу, что лётчик. Ей-богу, позвоню в отделение — сказала бабка, прищурив правый глаз и на прощание громко хлопнула дверью.
— Вот же зараза — подумал я одновременно о старушке и о ситуации, и только после этого сообразил, что понятия не имею, где стоит эта дача, на которую перебралась интересующая меня семья.
В один прыжок преодолел огромное расстояние и почти прижавшись губами к покрашенной деревяшке, проорал, будто меня режут в подъезде: — «Бабушка, а где она — дача?».
— Не знаю — тут же отозвались мне из-за дверей. — По Минскому где то. А где точно, не скажу.
Выйдя на улицу ещё раз посмотрел на часы. Времени почти не остаётся. Ехать на Минское шоссе уже бесполезно, был бы адрес конкретный, тогда бы успел. А так, только людей смешить и себя расстраивать. Делать нечего, ничего другого не остаётся кроме, как надеяться на лучшее. Собираясь с мыслями снова вышел на шоссе. И куда мне сейчас? Домой, к Аркаше? Так вроде рано ещё, четыре часа не прошло. Сунул руку в карман, вынул оттуда помятые бумажки и мелочь, добрался до горевшего фонаря, и быстро посчитал их. Семьдесят восемь рублей и двадцать девять копеек. Не густо, с учётом неизбежно надвигающейся инфляции.
— На Курский поеду. Еды надо будет ещё прикупить — сказал я в голос и огляделся.
Машин больше не стало, но на моё счастье, невдалеке, забрезжил зелёный огонёк. Хоть в чём то повезло, нарвался на таксиста. Я вышел прямо на дорогу и помахал ему рукой.
Стабильность Курского вокзала поражала. Здесь, как и прежде, находилось огромное количество людей. Шум в центральном зале стоял невообразимый и это ночью, в три с чем то там часа. Стараясь не смотреть в глаза многочисленным пассажирам, попробовал быстро проскочить к камерам хранение и это мне почти удалось. Не перейди мне дорогу маленький мальчик, выскочивший за убегающим, синим мячом и метров через десять я был бы уже в узком коридоре, а там, и до ячейки с деньгами, рукой подать. Но не повезло. Состояние не спавшего дошкольника, по всей видимости, достигло пика нервозности и не мудрено, дети его возраста, обычно, в это время спят. В своём безрассудном порыве он достиг такой бешеной скорости, что затормозить передо мной попросту не успел и со всей дури врезался крохотной, коротко стриженной головкой, аккурат чуть выше голенища моего сапога. Я его тоже заметил не в самый подходящий момент, так как глазами изучал мраморные плиты, в результате чего получился конфликт с истерическим воем из ничего, просто на ровном месте. Упавший ребёнок рыдал так безутешно, что я был вынужден его приподнять, отряхнуть, погладить и мысленно заставить не устраивать «цирк» у всех на глазах. Только в результате этих действий малец заткнулся, вытер слёзы, вырвался и снова попытался с прежней скоростью убежать. Я же так и остался стоять на месте, понимая, что нечаянно совершил ошибку, которую ни в коем случае нельзя было допускать. Вывел меня из ступора, громкий окрик: «Поберегись! Задавлю!». Оглянулся. Носильщик и его грозная тачка с вещами, находились рядом, шагах в пяти. Посторонился. Дождался пока он проедет. Потом пристроился за ним, по ходу продолжая думать: «Что делать?» и «Как дальше быть». Ну не хотел же ввязываться я в авантюру, тем более с такими малыми детьми. Оставить всё, как есть? А, чем толкнувший меня мальчик лучше, хотя бы вон того, бегущего с отцом или вон тех, кто рядом с матерью лежит, на грязной лавке.