Караульный услышал шорох и живо перехватил алебарду так, как это предписывается Уложениями. Не хватало еще нагоняй получить от начальства за небрежение. Говорят, раньше за такое вообще в лапы Экзекуторов попасть можно было. Раньше, правда, и наемных караульных в Ордене не было – на часах стояли Мастера, да курсанты Академии.
Из галереи, освещенной тусклыми коптящими факелами, потянуло ледяным холодом. Караульный внимательно вглядывался в полумрак. Никого. Вот проклятое место. Чего только не рассказывают про него. Недавно Бракка-Косой болтал, будто призраки тут всю ночь бродили. Как тогда все смеялись – пива надо меньше перед службой пить, тогда и призраков не будет. А вот сейчас что-то не до смеха…
Святая Дева! Откуда он появился?!
Высокий человек в длинном плаще с капюшоном приближался к посту. Можно было поклясться, что секунду назад никого здесь не было, и вот на тебе. Прошляпил. Не дай бог проверка какая, крику поднимется. Вот нечистый, смена заканчивается, не хватало только историй. Так бы домой, да на боковую, а тут, глядишь, еще полдня придется выслушивать вопли десятника.
Караульный мигом взял алебарду наизготовку и громко, как это и положено, скомандовал:
– Стоять! Покажи лицо и назовись!
Незнакомец немедленно подчинился, остановившись как вкопанный в трех шагах от направленного ему в грудь острого наконечника алебарды.
– Открыть лицо? Охотно сын мой, охотно, – голос у незнакомца оказался низким, бархатистым, напевным.
Он плавным движением откинул капюшон.
Караульный замер. Если бы его спросили, как выглядит стоящий перед ним человек, то точно не получили бы простого ответа. Единственно, что видел совсем потерявшийся страж – это глаза. Огромные, черные, бездонные, как ночное небо и зовущие… Нет, не зовущие, а манящие, ласковые, домашние. Куда-то исчезла темная холодная галерея, скрылись огоньки факелов, да что там галерея, Эдем, весь мир, вся Вселенная растворились в этих глазах!
Утренний холод сменился волной тепла, мягкой волной поднимающейся от ступней. Несущей покой и тихую радость…
Незнакомец бросил последний взгляд на караульного, застывшего в неудобной позе с вытянутой алебардой, накинул капюшон и подошел к двери, ведущей в личные покои Великого Канцлера. Дверь бесшумно растворилась.
– Приветствуем тебя, Учитель!
Две женщины, одетые просто, но изысканно – длинные узкие платья без украшений и одинаковые платки, полностью скрывающие волосы – склонились в низком поклоне. Незнакомец внимательно и даже несколько придирчиво осмотрел их.
– Элен, Катерина… Что же, дочери мои, сегодня я вижу в вас достойную похвалы покорность. Мои уроки не проходят даром. Признаюсь, это радует – семена добра дают всходы.
– Спасибо, Учитель, – Элен опустилась на колени и подняла взгляд на человека, которого называла Учителем.
Учитель откинул капюшон и ласково улыбнулся. Он оказался довольно молодым человеком с тонкими чертами лица, черными волосами и такими же черными глазами. Женщины заворожено смотрели на него.
– А ты, Катерина, разве не хочешь преклонить колени?
– Простите, Учитель, – Катерина поспешно последовала примеру Элен.
Учитель печально вздохнул:
– К сожалению, Враг силен еще в ваших душах, очень силен. Ваше счастье, что Спаситель заметил вас… Ладно. Дочери мои, я надеюсь вы выполнили волю Спасителя?
– Конечно, Учитель, – сказала Элен, – все исполнено. Здесь записано все, что вы пожелали знать.
– Не я, – незнакомец наставительно поднял палец, – не я, а Спаситель.
– Да, да, конечно, простите, Учитель, – Элен протянула перевязанный лентой свиток, который сейчас же исчез в плаще Учителя.
– Что же… я рад, что вы всем сердцем повернулись к свету Создателя. Ответьте как перед ликом Его, соблюдаете ли вы молитвенные часы?
– Да, Учитель, – хором ответили женщину.
Учитель подошел к опустившей голову коленопреклоненной Катерине, взял за подбородок, резко вздернул вверх и взглянул в глаза.
– Это правда, дочь моя?
– Да, Учитель, – не отводя взгляда, тихо сказала Катерина.
Учитель рассмеялся мягким и ласковым смехом. В этом смехе было столько тепла и доброты, что Катерина, не удержавшись, схватила его за руку и прижалась щекой к мягкой ладони. Учитель, отсмеявшись, отстранил ее, подошел к столу, налил в оловянный кубок вина из кувшина, бодро уселся на скамейку, взметнув полы плаща, отхлебнул вина и произнес: