– Конечно, нет, – богиня грациозно повела плечиком, вызвав невольный вздох у Бойко, – в каждом из вас заложено умение создавать миры, но не каждый сможет им воспользоваться… Вы даже не представляете, какой силой обладает человек, куда нам, несчастным богам. Предназначение – это возможность раскрыть силу и приблизиться к совершенству. Через войну, боль, испытания.
– Итак… война?
– Да. Война – бесконечна. Главное – не ошибиться в выборе стороны, и понять – а твоя ли это война?
– Актуально, – усмехнулся Коржавин, – но это все слишком общие слова. Я так понял, что кто-то очень хочет принять нас в свои ряды.
Немезида очень внимательно посмотрела на него.
– Ты, действительно, не зря носишь этот меч. Поверь, я многого не знаю, все мои познания заложены в разуме моего Творца, – она кивнула на Иленева. Тот от неожиданности поперхнулся манной кашей.
– Я? – пробормотал психотехник. Он уже смирился с ролью Создателя, но вот новость о своих особенных познаниях была неожиданной.
– Ты давай, колись, – вставил слово Бойко, – какая там война? Откуда данные? Очень мне это интересно.
Иленев покраснел, а за него ответила Немезида:
– Могу сказать, что те же знания есть у каждого из вас. Только вы забыли, как ими пользоваться.
– Так научил бы кто…
– Разговорчики, – оборвал Коржавин, – хватит балагурить!
Полковник пригубил вина из серебряной чаши и обратился к богине:
– Скажи, а зачем…
Но Немезида встала так быстро, что легкий ветерок колыхнул пламя стоящего рядом факела:
– Все, воин, закончим с расспросами. Я могу только показать направление, а все, что касается Предназначения – с этим каждый из вас должен разобраться сам…
Немезида вдруг улыбнулась, как молодая девчонка, и сказала извиняющимся тоном:
– Извините, ребята, но я и правда не знаю, куда приведет ваша дорога. Наверное, мое Предназначение – просто указать вам ее. Может быть ваше предназначение – сложить голову, не дойдя до конца пути, а может… что толку гадать, вы все узнаете сами. Помните только одно – Предназначение – это не предопределение. Вы сами можете менять его… в отличие от нас, богов. Я иногда завидую людям, вы по-настоящему свободны. Вы можете творить миры и быть властелином своей судьбы…
– Прекрасная богиня завидует нашему могуществу, – скептически произнес Бойко, – я помню, что случилось с парнями, которые вызвали ее гнев. Тогда, в больнице…
– Я только была проводником его воли и силы, – возразила Немезида, кивнув на Иленева, – сама я не в силах повлиять на ваш мир.
Надо сказать, что Коржавин слушал эти возвышенные речи с изрядной долей иронии. Его забавляла ситуация такого возвышенного общения с богами. Разумеется, происходящее не укладывалось ни в какие рациональные рамки. Согласитесь, современному человеку, пусть даже с сознанием, адаптированным индустрией развлечений к искусственным чудесам, которые почти не уступают чудесам истинным, трудно принять наличие реальности, существование которой противоречит всему предыдущему жизненному опыту. Для Коржавина, как ни странно, палочкой-выручалочкой служила ирония. Он воспринимал высокопарные разговоры с божествами как игру, а все разговоры о Предназначениях и Предначертаниях – как принятую терминологию. Что-то подобное происходило во время проведения боевых операций за рубежом, при разговорах всегда приходилось подстраиваться к местному менталитету и сленгу, это значительно облегчало общение.
И, похоже, богиня все понимала. Она подошла к полковнику, наклонилась и сказала очень тихо:
– Я знаю одно, воин: тебе предстоит битва. И от своего мужества и разума будет зависеть судьба всего мира.
– Понятно, – сказал полковник, – я должен сразить вот этим самым мечом врага страшного, победить войско несметное…
Немезида выпрямилась и покачала головой:
– Я не сказала "победить"…- и вдруг рассмеялась. – осталась одна ночь до расставания. Вино на столе!
Она хлопнула в ладоши, зазвучала музыка, словно влейтисты и арфисты все это время скрывались рядом в лесу, и на поляну вбежала стайка совсем юных девушек, обнаженных, если не считать одеждой легкие, почти прозрачные накидки.
Коржавин недовольно поморщился. Нет, девчонки – это конечно здорово, но, признаться, как-то совсем не вовремя. После кровавой мясорубки во Дворце, где могли пострадать близкие этих красавиц… И потом, попытка приблизиться к Бойко могла плохо закончиться – Ольга была начеку, а Султангиреев, как правоверный мусульманин, избегал подобных легкомысленных контактов. А сам Коржавин боялся себе признаться, что думал об Артемиде. Хотя он прекрасно понимал, что красавица-богиня не собирается хранить верность, и скорее всего, они никогда больше не увидятся. Но воспоминания о ночи, проведенной с Артемидой, преследовали его, и полковник быстро сказал: