Снова воцарилось тяжелое молчание. Канцлер медленно поднялся, опираясь о подлокотники резного кресла.
– А теперь, братья-Магистры, принимая на себя вину, я объявляю о сложении с себя высокой должности Великого Канцлера.
V
Первое, что Иленев увидел придя в себя и открыв глаза, было широко улыбающееся лицо Султангиреева. Иленев застонал и снова закрыл глаза.
– Вот видишь, Умар, какое впечатление ты производишь на людей, – флегматично заметил стоящий у кровати Коржавин, одетый в белый халат и такую же белую шапочку, – тебе не говорили, что твоим образом можно пугать детей?
– Почему? – искренне удивился Султангиреев.
– Ну, ты сам подумай. Если нормальный интеллегентный человек с двумя высшими образованиями впадает в кому и по прошествии двух суток приходит в себя, и первое, что видит – это небритая физиономия абрека, то как ты думаешь, что он подумает?
– Что?
– Что он умер, попал в ад, и черти уже явились за ним.
За спиной захихикала молоденькая медсестра, которой Бойко помогал настраивать какой-то мигающий огоньками медицинский прибор, соединенный с Иевлевым десятками тонких гибких проводков. Сложно сказать, насколько улучшились настройки медицинского оборудования, но, изначально строгая и суровая сестричка, вполголоса обсуждала с обаятельным лейтенантом что-то забавное и, безусловно, очень важное.
Султангиреев обиженно выпрямился. Он не одобрял легкомысленного отношения к потусторонним силам.
– Не надо так говорить. Это не шутки.
– Знаю, знаю, – Коржавин дружески взял его за локоть, – это не шутки, мы так снимаем нервное напряжение. Извини, Умар.
Иленев снова открыл глаза. Голова болела с такой силой, что перед глазами вспыхивали сиреневые сполохи. Казалось, если дотронуться рукой до лба, то наступит облегчение, но руки не слушались, были как ватные, не было сил даже шевельнуть пальцем.
– Что, браток, плохо? – сочувственно спросил Коржавин.
Тот нашел в себе силы разомкнуть губы и прошептать:
– Пить…
– Воды, быстро, – обернулся полковник.
Султангиреев налил в стакан воды из графина и передал Коржавину.
– Пей, дорогой, – он приложил стакан к губам раненого. Тот сделал несколько глотков и без сил откинул голову на подушку.
– Ну, вот и славно, – Полковник не глядя сунул стакан оставившему медсестру Бойко, – говорить можешь?
Иленев слабо кивнул.
– А ну-ка, ну-ка! – отошедшая от чар Бойко медсестра пришла в себя и решительно отодвинула Коржавина и Султангиреева от кровати, – Вам разрешили просто подойти и посмотреть! Больному нельзя разговаривать!
– Наденька, свет очей моих, – подхватил ее по руку Бойко, – ты же видишь, это просто дружеский разговор…
– Прекратить! – категорически заявила ставшая неприступной Наденька.
– Но…
– Никаких "но"! Отойдите от больного!
– Девушка, зачем вы так, – попытался исправить ситуацию Султангиреев, но его зычный голос привел к совершенно противоположному результату.
– Все, немедленно уходите, оставьте больного в покое!
И хрупкая девушка решительно вытолкнула троих здоровенных спецназовцев из палаты.
В коридоре Бойко мечтательно произнес:
– Нам бы ее в группу. В оцепление вместо взвода ОМОНа.
– Хватит хохмить, – отрезал Коржавин, – возвращаемся на базу.
– "База" – на базу, – не удержался Бойко.
На базе, расположенной в районе Теплого Стана их уже ждал генерал Тихорецкий. В кабинете Коржавина у них состоялся жесткий разговор.
– Ну что, ребятишки, поперед батьки… Я же говорил оставить в покое Иленева. Ему и так досталось.
– Простите, товарищ генерал, – вытянулся Коржавин, – я как руководитель операции обязан разобраться в обстоятельствах ее проведения.
– Ну, во-первых, – хмыкнул генерал, – ты не руководил всей операцией. Только сводной группой спецназа. Так?
– Так…
– Так что нечего вешать на себя лишние лавровые венки.
– Какие уж тут венки! Это мне сейчас приходится отписываться по поводу зверств, которые мы учинили над беззащитными террористами. Этих ребятишек сейчас рисуют как шаловливых овечек… И как мне, скажите, объяснять всю это расчлененку?
– Не перегибай. Экспертиза показала, что смерть наступила до входа в здание твоей группы. Так что объясняться приходится генералам из Главного Управления. И, поверь, версию они нарисуют красивую. Другое дело, что они сами не понимают, что произошло и пьют из тебя кровушку, пытаясь разобраться. А ты просто кивай на меня – мол, старый, выживший из ума советник Директора послал кого-то из старого резерва…
– Товарищ генерал, вы сами знаете, что они выйдут на Иленева за две минуты. Будьте уверены, он его закроют в какой-нибудь клинике и там разберут по молекулам.
– По молекулам… Ты же видел, что произошло в больнице?
– Так точно.
– Ты считаешь, это сделал сам Иленев? Силой мысли?
– Я… Я не знаю.
– Так вот и я не знаю. Но я знаю силу и возможности этого парня. Ребята из Главного Управления пока не так информированы, но они тоже не дураки и не лишены инстинкта самосохранения. А если на секунду представить, что это все сделал он сам? Многие ли рискнут связываться с ним? По крайней мере так просто, без предварительного изучения вопроса, без подготовки? Поверь мне, нет. И второе. Иленев не так наивен, как кажется. Он мне сообщил, и я склонен ему верить, что не осталось ни одного носителя информации, на котором зафиксированы не то что его действие, а само его присутствие в зоне операции. Кроме того, о том, что он там был, смогут вспомнить только несколько человек, бывших с ним в непосредственном контакте, то есть я и твоя группа. А остальные… не вспомнят даже под гипнозом.
– Вы считаете, Иленева им не вычислить?
– Я так не сказал. Не стоит недооценивать Главное Управление. Вычислят, и довольно быстро. Вот только быстрых действий ждать не стоит. Поверь моему опыту.
– Я верю, товарищ генерал.
– Прекрасно. А мы обязаны сосредоточиться на организации полноценного сотрудничества с этим человеком.
Коржавин был искренне удивлен такой постановкой вопроса.
– Но как же… Я думал, он вас сотрудник.
Генерал с задумчивым видом покачал головой.
– Он ничей сотрудник, и никогда им не будет. Со временем вы узнаете больше об этом человеке. А сейчас вы обязаны наладить взаимоотношения. И притом, не только служебные.
– Я понял, товарищ генерал, – улыбнулся Коржавин, – наладим.
Они поднялись в тренировочный зал. Ребята по многолетней привычке не теряли времени даром. Бойко небрежно, даже с некоторой ленцой, отбивался от доброго десятка спарринг-партнеров, вооруженных холодным оружием весьма угрожающего вида. Обычно неблагодарная роль спарринг-партнеров для бойцов штурмовых групп доставалась курсантам выпускного курса Высшей Школы Безопасности. Их уровень подготовки позволял не получить серьезных травм. Невозмутимый Султангиреев методично, один за другим всаживал ножи в десятисантиметровое яблочко мишени, расположенного в дальнем углу тренировочного зала, метрах в двадцати от него. Единственная женщина в группе – Ольга Рейн замерла в полной неподвижности, слившись в единое целое с боевым модулем универсального снайперского комплекса "Шанс-М" – облегченного аналога "Вершителя". Остальные не без комфорта разместились на типовых спортивных тренажерах.
– Ты представляешь, Коржавин, – задумчиво сказал генерал, – что начнется через неделю, когда спецы вычислят Иленева. Посмотри на своих ребят. Это лучшие в мире воины. Лучшие! Но они, и мы ничего стоим перед силой этого парня! И ты догадываешься, сколько желающих появится заполучить это абсолютное оружие.
– Это точно, – согласился полковник, – будет жарко. Как тогда, с черными камнями.
Тихорецкий согласно кивнул. Двадцать лет назад, после выхода на Эдем и открытия уникальных свойств артефактов Предтеч – осколков Черного Камня, дающих владельцу джентльменский набор поразительных возможностей – от увеличения физической силы, быстроты, скорости реакции, до возможности перемещения между мирами и понимания всех языков. Тогда пришлось выдержать настоящую войну, которая полностью прекратилась только после того, как стало ясно, что сила артефактов стала ослабевать и сошла на нет после разрушения на Эдеме самого Черного Камня.