-У меня жена, братцы, жена, - услышал Лазаров. - Не надо, братцы.
За окном снова загрохотало. Инспектор почувствовал духоту, которая всегда бывает перед дождём. Лазаров весь напрягся, прислушиваясь, но после грохотания за окнами всё стихло. Дождь не приходил.
-Что же вы, братцы, зачем?
Богдан, разменявший уже почитай шестой десяток, вдруг ощутил, что ему становится не по себе. Навалившаяся духота и скулящий жандарм, противоестественно спящий в присутствии грозного инспектора, порождали в душе какую-то смутную, глухую тревогу. Ожидание чего-то гнусного и страшного.
-Эй, служивый, - рявкнул Лазаров, - просыпайся, твою мать!
Бормотание отрезало, точно ножом. Осталось только неровное дыхание спящего, прерывающееся пронзительными вздохами-всхлипываниями. Последний раз Лазаров слышал такие звуки лет двадцать назад, ещё в войну. Так всхлипывал человек, когда ему перерезали горло.
-Дежурный! - заорал не помня себя Лазаров. - Подьём!
Обеими руками он вцепился в плечи жандарма, начав его трясти словно куклу.
Голова служивого несколько раз мотнулась вперёд-назад, после чего он открыл глаза.
-А ну, - рявкнул унтер, пытаясь сбить руки Лазарова резким ударом. Удар у него вышел так себе - затекшие за время сна руки перестали быть надежным оружием. - Отпусти гад, зарублю!
Жандарм грозно надвинулся на отскочившего Лазарова. Руки вяло блуждали по поясу, ища несуществующую шашку.
-Эх ты, дежурный, - вздохнул Богдан. - У стены твоя шашка, горе луковое, сам же перед сном, небось, поставил.
Жандарм уставился на инспектора мутными со сна карими глазами. Окончательно проснулся он только теперь.
-Ваше благородие, - проблеял унтер осевшим голосом, - простите меня, ваше благородие, третьи сутки на ногах! Не задремал, помер бы.
-Я уж и подумал, что ты помираешь, братец, - хмыкнул Лазаров. - Тебе чего снилось-то, что голосил во сне как девка? Тёща что ли привиделась?
-Дрянь какая-то, - смущенно ответил жандарм. На глазок стражу архива можно было дать не больше двадцати. В глазах Богдана почти ребёнок. - Спал, точно, простите, ваше благородие, с перепою, - унтер потёр лицо крепкими крестьянскими кулаками, отгоняя остатки сна.
-Но я не пил, ваше благородие, - тут же добавил он торопливо. - Мы тут с самой бузы эрзинской ничего крепче чая не пьём, Верховный в небесах мне свидетель! Капитан не велит!
-Да вижу я, как ты у капитана службу служишь, - рассмеялся Лазаров. Смех был каким-то жутким, неестественным. Богдан смеялся долго, почти минуту, и никак не мог остановиться. Тревога, скопившаяся внутри, требовала выхода. Жандарм всё это время стоял по стойке смирно, опустив от стыда голову и глядя исподлобья на развеселившегося инспектора.
- Утром-то домой пойдёшь? – спросил участливо Лазаров.
-Ага, - хмыкнул унтер-офицер, - пойти-то пойду, да вряд ли надолго. Послезавтра ж, ваше благородие, День Теплой Зимы - самый главный у эрзинов праздник. Даже и подумать боюсь, чего они устроят, когда перепьются все. Если уж они за неделю до этого такие ужасы вытворяли, - жандарм грустно вздохнул, - тут, ваше благородие, не надо семь пядей иметь, чтоб понять, что призовёт нас всех начальство в ружье, уже начиная с завтрашнего дня.
Часы на руке Лазарова показывали двадцать минут второго. Завтра, которого с ужасом ждал этот сонный обитатель архива, считай, уже наступило.
-Тебя как звать-то, братец?- спросил Лазаров.
-Симон Янчев, ваше благородие, - отозвался жандарм. - Я ж с вами давеча на том складу был, с эрзином. Помните, у меня ещё тетрадка была.
-Помню, как же, - кивнул Лазаров. - Ты у Димова за писаря служишь, выходит?
-Подменяю, скорее, ваше благородие. Писарь-то у нас того, запойный. А грамотных у нас раз, два и обчелся. Читать-то худо-бедно все могут, а вот пишу пристойно, считай, я один. Ну и офицеры, понятно дело. Но я ещё и на машинке шпарю, а вот офицеры наши стороной машинерию обходят, поломать бояться.
-Замучился поди на этой неделе протоколы-то калякать, а?
-Ох, как есть замучился, ваша правда.
Лазаров замолчал и сделал пару шагов в сторону архивных полок, сделав вид, что осматривает стоящие там папки. Янчев в это время приводил себя в порядок, пытаясь по-уставному зачесать взлохмаченные за время сна волосы. Парень, судя по всему, рад был избавиться от пристального внимания губернского инспектора.
В голове и на языке Лазарова крутился какой-то вопрос, ответ на который помог бы ему продвинуться в деле. Чутье подсказывало при этом, что парнишка-недописарь ответ на этот вопрос, скорее всего, знает. Впрочем, буквально десять минут назад расшалившееся чутье кричало о лютой страшной опасности, так что совсем уж сильно доверять ему, наверное, не стоило.