О том, что среди жертв налетчиков обязательно окажется чья-та Рада, чья-то мама, чей-то ребенок… Об этом лучше просто не думать.
…Черкасы не выставляли никаких постов — не ожидали, что в окрестностях осажденного королем Смоленска найдутся те, кто рискнет напасть на прислужников ляхов. Так что вырезали мы всех фактически без боя — напившиеся до потери сознания выродки не сумели оказать нам никакого сопротивления, и «штурмовая группа» не потеряла ни одного бойца! Да что там, в ходе пары все же вспыхнувших скоротечных схваток запорожцы не оставили моим воям даже царапины — пытающихся бешено размахивать саблями черкасов зарубить труда не составило…
Одиннадцать человек без потерь истребили более двадцати. И как бы не разбередила душу моим ратникам гибель селян, они были вынуждены признать эффективность выбранной мной тактики. Это во-первых.
А во-вторых, у черкасов нашлось немало огнестрельного оружия: семь фитильных пищалей и два кавалерийских карабина с колесцовыми замками, четыре пистоля — а в довесок, еще и три татарских «сегментарных» лука с полными колчанами стрел.
Тут к слову, стоит сказать вот что: в представление моих современников казаки шестнадцатого, семнадцатого столетий — это одетый в обноски разбойный сброд из самых бедовых, отчаянных мужиков, чуть что, хватающихся за сабельку. И доля истины в этом есть… Но при всем при этом насыщенность огнестрельным оружием у казаков была чуть ли не выше, чем в европейских армиях — этим и объясняются их успехи в схватках с зачастую превосходящими числом турками и татарами. Каждый настоящий казак стремился добыть себе пищали или самопал — купить, выменять, взять трофеем в бою. Во время морских походов что у донцов, что у запорожцев было порой по две, и даже по три пищали на брата — а огонь они вели залпами, одним бортом струга, обращенным к врагу. В то время как казаки у второго борта перезаряжали для товарищей оружие… Успехи того же Ермака при покорении Сибири малым войском всего в пятьсот с лишним казаков и какого-то количества наемных строгановских артиллеристов, были обусловлены значительным количеством наличных пищалей — и искусством казаков в ведении «огненного боя».
Наконец, основной враг «вольных воинов» — это татары. Последние не расстаются с луками с отрочества и до седой старости, и владеют этим оружием отменно. Но и среди казаков находятся умельцы, не только захватившие у татар хорошие составные луки в качестве трофеев, но и в совершенстве овладевшие искусством стрельбы из них…
Понятное дело, что нам прошедшей ночью противостояли воровские черкасы, а не боевые запорожцы Сагайдачного, в настоящее время сражающиеся с турками и татарами. Но, все же, учитывая значительное количество огнестрела — ядром банды были именно боевые казаки. Таких голыми руками да с наскока взять ой как непросто — в боевых походах последние хранят трезвость, на стоянках выставляют посты, а за пьянство могут наказать и смертью. Но — как видно уверились, что в глубоком тылу, что опасности взяться неоткуда… А моральное разложение обеспечила и присоединившаяся к казакам чернь, которой лишь бы пограбить, и ощущение вседозволенности и безнаказанности. Запорожцы итак, в силу своего подчинения Речи Посполитой, больше прочих переняли пагубные привычки европейских наемников-ландскнехтов — от пристрастия к алкоголю до безумной жестокости к беззащитному мирняку… Короткий бой с пытавшимися защитить свои семьи мужиками да первая пролитая кровь разгорячила их, вскружила голову — а доступность хмельного и беззащитные бабы заставили ее окончательно потерять.
А заодно и моральный облик…
— Ну что, братцы. Первый бой — первая победа. Без наших потерь… Эти нехристи уже никогда не коснутся русской женщины, никогда не поднимут руку на ребенка — но остались другие. И мы будем их бить — умно, расчетливо, безжалостно… На стояках и из засад. Будем бить, чтобы враг не двинулся дальше, к Москве, в сердце нашего царства! Чтобы не смог взять Смоленска и помочь Сапеге справиться с Великим князем!
Хмурые вои, собравшиеся в круг у околицы, в центре которого мы сложили трофеи на паре широких саней, вынужденно соглашаются, безмолвно качая головами. И я, немного приободренный, продолжаю:
— А то, что вы увидели здесь — не посмейте забыть. Всегда держите память об этой ночи в голове и в сердце — чтобы в будущем бою не дрогнула ваша рука, не дало слабины сердце… Сейчас мы уйдем на стоянку, возьмем с собой все теплое, чем можно укрыться на ночь, нарубим лапника для лежанок, разожжем на ночь костры. Утром вернемся и похороним людей — людей, но не нелюдей, устроивших расправу над крестьянами. Тех пусть волки хоронят…