- Я думаю, мистер Джехроуд, - важно развернул тушу генерал к мужчине, который был хозяином или виновником вечеринки. - Лейтенант может остаться?
Меня даже стало это забавлять. Овсяные хлопья, которыми в детстве закармливала мать, назывались "Завтрак дядюшки Джехроуд". Быть может, это всего лишь совпадение, но возможность провести вечер в компании с дядюшкой овсяные хлопья искренне смешила. Еще не хватало, чтобы я забился в истерике, когда самое смешное было уже позади.
- Прошу меня извинить, сэр, - едва сдерживаясь, возразил я. - Мне нужно идти. Служба, сэр.
- Папа! - воскликнула девушка, на которую наткнулся, ввалившись пять минут назад в зал. - Я хочу, чтобы он остался!
Было заметно, что представительного вида "дядюшка" растерялся, но его спас генерал.
- Лейтенант, я приказываю вам остаться!
- Есть, сэр! - щелкнул я каблуками. - Мне необходимо привести себя в порядок.
Я передумал. Меня заинтересовала эта девушка, знал, что заинтересовал ее, и намерен был слегка пустить ей пыль в глаза. Но для этого был нужен брошенный на 41-м этаже багаж. Я прекрасно знал об эффекте, который производит на слабый пол черный парадный мундир командос.
- Пройдемте, - сухо проговорил служащий отеля. Почему-то он считал себя стоящим на более высокой ступеньке социальной лестницы. Когда вышли из зала, я решил уравнять позиции.
- Слушай, мальчик, - вальяжно сказал я, протягивая стокредитовую купюру. - Сбегай на сорок первый этаж. Там моя сумка лежит, у двери на пожарную лестницу. Принесешь, получишь еще столько же.
- Банк ограбил? - ехидно усмехнулся лакей.
- Маскарад... - невнятно ответил я и добавил:
- Не уложишься в пять минут - вторую половину не получишь!
Получил вещи спустя три минуты и сорок три секунды.
- Ого! - воскликнул слуга и почтительно открыл передо мной дверь в зал.
Я решительно шагнул вперед. На голове у меня, лихо сдвинутый на бок, сидел черный берет с эмблемой батальона - череп в шутовском колпаке и кинжал. Еще одна такая же эмблема украшала левое плечо. Черные погоны с крохотными серебряными звездочками. На груди планки высших наград государства. Я выглядел более чем блестяще. Пузатый генерал рядом со мной выглядел просто старым чучелом.
- Отлично, - щелкнула языком та самая девушка, увидев меня в новом обличии. - Благодаря тебе в моду войдет военный стиль. У какого кутюрье ты одеваешься?
- У мистера АДС, - оскалился я.
- У тебя есть чувство юмора, - с самым серьезным выражением лица констатировала она. - Пойдем, я познакомлю тебя со своими друзьями.
- Может быть, сначала познакомимся сами? - удивился я.
- Ты что? Ввалился сюда и даже не поинтересовался, как меня зовут? недоверчиво протянула девушка. - Конечно же, мое имя Джана Джехроуд.
- Бертран Кастр.
- Ну и что? Ты удовлетворен? Только потеряли время... Пошли.
Мне требовалось время или водка для того, чтобы осознать новое положение, в котором оказался. Поймал себя на мысли, что мне нравилась эта девушка, нравилось ее общество... Доже появилось искушение вернуться к нормальной, добропорядочной жизни и мостиком к этому могла оказаться смазливая Джана Джехроуд.
Первым же другом Джаны, к которому она меня подвела, оказался совершеннейший кретин. Его лицо было густо покрыто какой-то жирной мазью, волосы покрывал прозрачный капюшон, а на руках плотно сидели, такие же прозрачные, перчатки.
- Это Диксон Маатес, - махнула на него рукой девушка. - Он дизайнер мужской одежды... Впрочем, ты это конечно знаешь...
- Очень приятно, - покривил я душей и протянул руку. - Бертран Кастр.
- Без тактильных* контактов, - процедил сквозь зубы дизайнер и брезгливо скривил губы.
Я не успел ничего ответить этому странному человеку. Джана уже, ухватив меня за локоть, утащила к другому приятелю. На этот раз, другом оказалась искусно накрашенная женщина, кстати не лишенная привлекательности.
- Это Маша Цилль, - притронувшись кончиками пальцев к тыльной стороне ладони девушки, объявила Джана. - Она играет Лапуту в сериале "Месяц страстной любви на пляжах Норильска". Фильм идет уже третий год, с неизменным успехом... Но ты это, конечно же, знаешь...
- Бертран Кастр, - кивнул я, ожидая очередного подвоха.
- Мне откуда-то знакомо ваше лицо, - приятным голосом вдруг заявила Маша. - Вы не снимались в галовидении?
- Нет, Маша, - ответила за меня Джана. - Видишь ли, он убийца. А убийц в галовидении не показывают.
- Как это мило, - равнодушно улыбнулась галозвезда.
- Времена меняются, - светски заметил я, задетый за живое замечаниями Джаны. - Впрочем, ты, конечно же, это знаешь...
Джана уничтожающе на меня взглянула, но промолчала и повела знакомить с другими состоятельными и знаменитыми оболтусами.
- У тебя странные друзья... - поделился я наблюдениями, когда девушка закончила демонстрацию этой коллекции уродов и извращенцев.
- Называй ее не "вы", быдло, - тут же взвизгнул невесть откуда взявшийся Диксон Маатес.
- ...Особенно вот это чучело, - продолжал я, как ни в чем небывало, подавив в себе желание, размазать ублюдка по ковру. Джана весело засмеялась и я, естественно, приписал это своему остроумию.
- Мужлан! - привлекая внимание всех, закричал дизайнер. - Выкиньте его вон!
- Пойдем, солдатик, - дипломатично сказала дочь производителя хлопьев. - Составишь мне компанию. Я отправляюсь домой.
Пока мы с девушкой пробирались к выходу, я неожиданно обнаружил, что мнение человека из их круга очень много значит для толпы богатых людей. Джана любезно раскланивалась с каждым встречным, называя их по именам, и они более или менее искренне отвечали. Я шествовал следом, отставая не более чем на шаг, но мне во внимании теперь было отказано. Даже старый генерал высокомерно фыркнул и повернулся спиной. Лишь Маша Цилль не посчитала для себя зазорным заговорить.
- Я вспомнила, - улыбнувшись, сказала она. - Вы, кажется, снимались в какой-то рекламе. Вот только, не помню в какой...
- У Вас замечательная память, мадемуазель, - пытаясь расслабиться и не обращать внимание на колкие взгляды великосветского стада, в полголоса произнес я. - Это была реклама армии. Я играл супергероя.
- Получилось неплохо, - похвалила Маша. - Подумайте о карьере актера...
Я с удовольствием еще немного поболтал бы со звездой галоэкрана, но Джана уже нетерпеливо тянула к выходу.
Лиссабон - это Португалия. Москва - это Россия. Париж - это Франция. Нью-Йорк - это Нью-Йорк. У этого города нет национальности. Он всегда сам по себе. Он весь, словно человеческое тело нервами, покрыт сетью электропроводов. Огни реклам и работу миллионов лифтов поддерживает компьютер. Искусственный мозг мигает светофорами и выписывает штрафы за неправильную парковку. Этому городу не нужны люди. Если бы их не было, механизмы изнашивались меньше.
Я вырос и всю жизнь прожил в более очеловеченной Европе, поэтому искренне удивился, когда в ответ на предложение сесть за пульт управления гравикаром Джана равнодушно бросила: "А какая разница?"
Тем не менее, позволила усесться на левое кресло и надавить на кнопку запускающую двигатель.
- Конечная цель путешествия? - мелодично поинтересовался компьютер. Джана назвала адрес, и машина тихонько тронулась с места. На попытки взять управление на себя кар больше не реагировал.
- Что ты делаешь? - высокомерно, с изрядной долей раздражения, осведомилась Джана.
- Пытаюсь управлять, - чистосердечно признался я.
- В этом мире, солдат, - вдруг заявила девушка, - управляют только такие, как мы. Как я.
- Чем же мы отличаемся? - не совсем понимая о чем идет речь, спросил я.
- Я, мы, богаты и умны. А вы, мистер... как вас там... Должны работать и умирать за нас.
- Почему это? - я совсем растерялся. Тем более что ко мне ее речи вовсе не могли относиться.
- Не задавай глупых вопросов, солдат. Иначе прослывешь коммунистом... И Диксон прав. Будь добр, обращаться ко мне на вы!
О, моя мечта! Мой розовый домик, куча детишек в кружевных пеленках, золотистые локоны вечно улыбающейся жены, лопнули, как мыльный пузырь, натолкнувшись на колючку высокомерности принцессы овсяных хлопьев. Поколения гордых командоров собрались в сердце толпой и, размахивая мечами, требовали крови. Я мог просто задушить эту смазливую девку, но физическое насилие не могло компенсировать потерю мечты.
- Останови, я выхожу, - скомандовал я машине.
- Куда это ты собрался? Я только - только начала развлекаться... встряла Джана.
- Пришла пора и мне развлечься, - мило усмехнувшись, сообщил я. Советую тебе умерить свой овсяной аристократизм! И впредь сначала интересоваться человеком, а уж потом заявлять о превосходстве...
Тем временем гравикар успел причалить к платформе седьмого уровня, и я смог выйти. Но девушка не думала так быстро оставлять меня в покое. Она прямо из салона вызвала полицию и заявила, что я пытался ее изнасиловать. Пять минут спустя я уже был арестован, а еще через три копы, под ядовитое шипение светской стервы, отдали мне честь, и убрались.
- Мы еще встретимся, животное! - крикнула она и умчалась. Кар мгновенно затерялся в этом человеческом муравейнике.
- Я тоже этого хочу, - буркнул я и занялся вызовом такси.
Валяясь на измятой кровати какого-то дешевого отеля, в объятиях непрерывно говорящей всякую глупость шлюхи, я, как не странно, уже жалел о размолвке. Глядя на размалеванную идиотку и стены со старым, выцветшим еще до моего рождения покрытием, говорил себе, что могу купить тысячи тысяч подобных Джане девок. Готовых танцевать танец живота на столе по щелчку пальцев... Но чем больше себя уговаривал, тем больше охватывала тоска. Ностальгия, по тому, чего у меня никогда не было. Дом, семья, любящая жена, дети, уют - всплывая в мозгу, эти простые слова, причиняли боль. И, как олицетворение этих желанных слов был один человек - Джана. Ее лицо, походка, манера говорить, руки... Думая о ней, в миг излечивал нанесенные себе раны. И снова корчился от муки, стоило вспомнить о глупом разрыве.
Постепенно дошел до поразившей до глубины души мысли - а не влюбился ли я? Чтобы решить этот вопрос, остро необходима была водка и, по возможности, компания. Хотя и то и другое можно было заказать прямо в номер, я все-таки предпочел выгнать проститутку и отправился в бар.
Если человек пьян, сидит в хорошей компании и больше нет нужды заботиться о добывании выпивки, мудрость из него так и прет.
Я влил в себя полбутылки самой настоящей русской водки, а к нужному решению так и не пришел. Впервые в жизни, прежде безотказный стимулятор мозговой деятельности дал сбой. И я наверняка сошел с ума, если бы меня не спас поддатый мужик по имени Крис.
- Кристос, можно просто - Крис, - сказал он и уселся рядом. - Если ты начал сомневаться, любишь ли ты или нет, ответ может быть только один - да! Наливай...
Я заказал еще бутылку и второй стакан. Пока мы не выпили, Крис не сказал больше ни слова. Зато я наговорил уйму. Из меня лило так, словно год копил слова. Сыворотка Леви подсказывала новые и новые выражения, облекая полу осознанное в ясное и простое. Наконец, выложил все и заткнулся.
- Ясно, - философски глубокомысленно оценил Крис. - Ты сам себя запутал. Будем распутывать. Наливай...
Как я заметил, этот пожилой мужик с нелепой бородкой, одетый в мятую одежду, худой и нескладный, терпеть не мог пустых рюмок.
Мы выпили, и я налил снова. Крис поднял стакан и принялся втолковывать, изредка помогая себе руками, умудряясь при этом не разлить ни капли.
- Тебя обидела женская игра, парень! Она просто играла, а ты, гордый сукин сын, решил, что над тобой издеваются. Я давно говорил - гордыня грех! Они все играют нами. Им так положено. Я их так создал... Посмотри на себя. Ты умный, удачливый... - Крис щелкнул ногтем по планкам орденов на моей груди, - сильный, как слон. Мужчины правят этим миром. Та маленькая штучка, что скучает в штанах, дает тебе больше прав чем всем этим... Выпьем...
Он одним махом влил в себя жидкость, и я побоялся, что, совсем напившись Крис не сможет договорить до конца. Однако полстакана адского пойла не произвели заметных изменений в философе.
- Поставь себя на ее место, - поставив рюмку на стол, продолжал он, как ни в чем не бывало. - Каждый обладатель меж ножного шланга норовит заполучить ее в постель. Но ей-то нужен только один! Принц! Лучше всего на белом коне... Ты отвлекся!
Я сразу не понял и он тут же требовательно подвинул опустевший стакан.
- Игра - единственный способ их самозащиты. Ты, муж! Мужчина, яйценосец, можешь заломить ей руки и поиметь... Некоторым бабам это даже нравится, и ты можешь выиграть. Но если ты попробуешь играть в ее игру, и это получится - ты выиграешь обязательно... Пьем.
Я почувствовал внутренний восторг и легкое затемнение сознания. На всякий случай, решил сразу расплатиться с барменом и не прогадал. Когда Кристос начал рассказывать, что должна чувствовать и как себя вести Джана в эпоху партиархата, я еще слушал. Но вот модель матриархата в представлении доморощенного мыслителя уже не воспринимал. Только чистый голос, наполненный бесконечной мудростью и состраданием, каким-то образом проник в угасающее сознание:
- Мир тебе, сын мой! Да будет с тобой любовь!
Впрочем, это, скорее всего, был уже сон.
Очнулся я глубокой ночью на жесткой металлической скамье в полицейском участке прямо напротив дежурного сержанта.
- Привет, - неприветливо сказал я и перевел свое тело из лежачего положения в сидячее. Только, оказывается, в полицейских участках на уровне пояса стоячего человека находится слой боли. И я туда по неведению врезался башкой. Даже в глазах потемнело.
Сержант терпеливо дождался, пока я закончу стонать, принес пластиковый стаканчик чуть теплого кофе с таблеткой и поинтересовался:
- Отправить тебя в военную комендатуру или в городе есть родственники?
- Знакомые..., - попробовал улыбнуться я. - Только не знаю, как с ними связаться.
- Достаточно имени, - успокоил меня коп.
- Джана Джехроуд, - сказали губы, и я удивился. Думал-то я об Игоре Танкелевиче.
Сержант вернулся за конторку и лихо застучал там по клавишам компьютера. Через минуту уже говорил с кем-то по телекому.
- О'Кей, лейтенант, - мягко сказал он, подошел и сел рядом. - Она сейчас за тобой приедет.
Я не верил своим ушам, но спорить с добрым фараоном не стал. Тем более что сержанта, почти уже старика, интересовал совсем другой вопрос.
- Был на фронте?
- Таиланд, Африка, Алтай...
- Там страшно?
- Да. Там убивают... Но это еще ничего. Хуже всего, когда тебя сильно ранят. Вот это страшно. Инвалиды никому не нужны... Она сама сказала, что приедет?
- Юная леди? Да, она сама... У меня сына в армию забрали...
- Дай ему Бог удачи... Она сразу согласилась приехать?
- Сразу. Я сказал, что она единственный человек в городе, кто тебя знает и может отсюда забрать. Она сказала, что уже едет... Как ты думаешь, мы победим?
- Вряд ли. Напиши мне имя твоего сына. Я попробую вытащить его из армии. Надеюсь, он не доброволец?
Сержант недоверчиво хмыкнул, но потом мысль "чем черт не шутит" появилась у него на лбу, и ушел за бумагой.
Джана появилась в полицейском участке не менее эффектно, чем я на вечеринке ее отца. Сначала сквозь пинком распахнутые двери ввалилась пара закованных в бронированные латы киберов, потом прошла череда ошарашенных арестованных со скованными руками. За ворами шествовал десяток, увешанных амуницией полицейских, воняющих потом и громыхающих оружием. А Джана, словно добросовестный пастух, замыкала это карнавальное стадо. Хрупкая и утонченная, она вызвала усиленное сердцебиение. Я боялся, что дежурный сержант попросту не правильно ее понял, и она пришла, чтобы снова посмеяться надо мной.
- С тобой хорошо тут обращались, милый? - едва отыскав меня глазами, прямо от порога ласково проговорила она. И потом, грозно глянув на сержанта, принесшего листок с именем сына, задала этот вопрос уже совсем другим тоном.