— Ваша светлость, — обратился дворецкий к царевичу, — позвольте представить чашника князя Бориса Лыкова и думного дворянина Гаврилу Пушкина!
Да, это были белгородские воеводы Лыков и Пушкин. Они молча настороженно уставились на царевича, уже наслышанные всякого о нём…
— Господа, прошу к столу!.. Прошу, прошу! — доброжелательно заговорил тот и показал жестом на лавку. — Будьте у меня гостями! Я рад принимать вас, хотя вы здесь не по своей воле!
Воевод усадили на краю стола. И Микулин поднёс от имени царевича кубок вина сначала Лыкову: «За здоровье великого князя Димитрия Ивановича!»
Лыков встал из-за стола, на мгновение встретился взглядом с Мосальским. Тот сочувственно качнул головой, как-то непонятно, но уж больно выразительно. И князь Борис не стал колебаться: принял кубок, поднял его за здоровье великого князя Димитрия, выпил и низко поклонился самозванцу. Его примеру последовал и Гаврила Пушкин.
Царевич повеселел, отпустил воевод, но приказал им завтра же пожаловать к нему в замок, как называл он захудалую крепость вот здесь, в Путивле, на окраине Московии.
Возбуждённый этой встречей с воеводами Годунова, царевич пустил по кругу чашу вина. У него вновь появился в глазах прежний огонёк, потухший было после бегства из-под Добрыничей. И опять он повёл пространные речи о том, что враг всего христианского мира — турецкий султан, и вот цель, достойная великого московского государя, она прославит его на века. И как только сядет, мол, он на отеческий престол, тотчас же направит послание королю Польши, австрийскому императору и французскому королю: объединит их на поход всем христианским миром против Поднебесной, которая угрожает порабощением всей Европе…
— А тебя, патер Андрей, я пошлю в Рим! — огорошил он вдруг отца Ланиция.
От такого неожиданного его хода на аскетически бледном лице капеллана проступил румянец смущения.
— Ваша светлость, он мечтал о миссионерской службе в далекой Индии, — сказал отец Николай за своего оробевшего молодого собрата.
Об этой юношеской мечте отца Андрея знали лишь избранные. И сейчас отец Николай выдал его с головой именно царевичу, которым тот втайне восхищался и искал в нём черты героев из прошлого.
— Так ли оно? — спросил царевич отца Ланиция.
— Да, ваша светлость, — тихо ответил капеллан и добавил: — Но Господь Бог счёл нужным лицезреть меня в не менее загадочной Московии.
— Патер Андрей, насмотришься на Московию, насмотришься! И на монахов её насмотришься! — ухмыльнулся царевич. — Ленивых, зажиревших! А уж пьют-то! Чарке молятся! Ха-ха-ха! — расхохотался он. — Все пороки людские там, по монастырям, собрались! Так что Индию свою ты зря променял на Московию!..
— На всё воля Божья, — смиренно отозвался отец Андрей, склонив голову под взглядами сидевших за столом.
И Юшка невольно заметил, что у молодого капеллана отрастает реденькая бородка. Ну совсем как у послушника из Спасо-Ефимьевского монастыря. С тем он познакомился, когда только-только постригся, после того как бежал со двора князя Черкасского, где служил дворецким. Он спасался от погрома Годуновым боярских дворов Романовых и их родственников, в том числе и Черкасских. И постригся он только для того, чтобы вернее спрятаться от царских сыщиков, рыскавших повсюду, отлавливая беглых боевых холопов Романовых и Черкасских. Он боялся показаться где-либо в одиночку. И чтобы не привлекать внимания чужих глаз, он затесался в среду монашеской братии, всегда ходил с кем-нибудь из иноков. Знал он, по рассказам деда Замятии, что Грозный поголовно истреблял боярскую дворню, если вставали на защиту хозяина, оказывали сопротивление государевым стрельцам. А чем Бориска-то лучше?.. Немного отошёл он только в келье у деда Замятии, в Чудовом монастыре. Правда, и там не задержался. Вскоре попал в переписчики к патриарху Иову. Всё из-за того же: Господь Бог наградил рукой твёрдой, умелой, изящно выводившей письмена. Иногда оказывался в свите патриарха, бывал с ним и у государя на сидениях. Глаз не поднимал, но видел всё, приглядывался, слушал, запоминал речи Годунова: яркие, заманчивые, порой тревожные, интуитивно чувствуя, что они ещё когда-нибудь пригодятся ему…
Отпустив своих советников, он вышел из приказной избы с Бучинским и Меховецким. И они пошли к Молченскому монастырю, расположенному тут же, в городских стенах. Там, у дверей церкви во имя Спаса, Меховецкий оглянулся, посмотрел, нет ли поблизости кого-нибудь из посторонних.
— Всё чисто, — сказал он. — Идёмте…