— Сдавайся. Своей храбростью ты заслужил право на жизнь.
К тому времени воины Бабура уже собрались вокруг него, а большая часть бойцов в золотых тюрбанах полегла или обратилась в бегство. Видя, что сопротивление бесполезно, поверженный командир перестал тянуться за мечом и сказал:
— Даю слово, что не попытаюсь возобновить схватку.
— Помогите ему встать… Скажи, что вы — ты и твои товарищи — защищали с такой отвагой?
— Тело султана Ибрагима. Он лежит здесь. Наш повелитель был смертельно ранен из твоего нового оружия, которое делает храбрость бесполезной.
— Убивает не оружие, а тот, кто его использует.
В то время как они разговаривали, раненный Бабуром белый конь бился на земле в агонии, не в силах встать и изнемогая от боли. Пленник, из рта которого сочилась кровь и который, возможно из-за того, что при падении был придавлен конем, говорил с трудом, обратился к Бабуру с просьбой:
— Позволь мне взять меч и избавить моего жеребца от страданий. Мы побывали с ним вместе во множестве сражений. Ему легче будет встретить смерть, если то будет смерть от моей руки.
Бабур подал знак одному из своих людей, и пленнику вернули меч. Двигаясь с трудом из-за глубокой раны в бедре и затрудненного дыхания, тот подошел к коню, склонился над ним, взялся за золотистый кожаный повод, похлопал по носу, погладил по голове и шепнул что-то на ухо. Кажется, его слова несколько успокоили животное. А в следующий миг стремительное движение острого меча рассекло животному горло. Хлынула кровь. Конь дернулся, но почти сразу затих, и лишь кровь продолжала изливаться на пыльную землю. Однако пленник на этом не успокоился: неожиданно он перевернул клинок и вонзил его себе в живот.
— Жить калекой я хочу не больше, чем мой скакун.
— Да упокоится твоя душа с миром.
— Я молюсь об этом. А ты помни: чтобы покорить Индостан, тебе придется покорить множество более храбрых людей, чем я.
Его последние слова были почти неразборчивы из-за заполнившей горло, пузырящейся крови. А потом умер — его тело упало поперек туши белого коня, а голова в золотистом тюрбане осталась лежать на залитой кровью земле.
— Повелитель, ты победил.
Слова вестника оторвали Бабура от созерцания сцены смерти. Оглядевшись, он понял, что над полем боя уже повисла тишина, схватки повсюду прекратились. Он одержал победу.
— Хвала Аллаху! — промолвил Бабур, испытывая невероятное облегчение. А потом осознав, что это означает, не сдержав радости, ударил кулаком в воздух. Он, подобно Тимуру, торжественно вступит в Дели…
Усилием воли Бабур заставил себя вернуться к действительности и обратился к собравшимся вокруг воинам:
— Мы сделали свое дело, и сделали хорошо. Будем надеяться, что Хумаюн с Бабури тоже выполнили свою задачу: пленили или окончательно рассеяли остатки отступающих сил Ибрагима. Так или иначе, после гибели султана они остались без вождя, и продолжать войну теперь просто некому. Похороните Ибрагима и этого отважного командира со всеми подобающими почестями. Я возвращаюсь в лагерь и буду ждать донесений о преследовании.
Битва оказалась столь скоротечна, а победа была достигнута столь стремительно, что когда Бабур, повернув коня, направился обратно в лагерь, проезжая мимо лежащих в пыли, словно огромные валуны, слоновьих туш, вокруг которых валялись обломки стрелковых башен, тел погонщиков и бойцов, еще не наступил полдень. Было жарко. Его воины обходили поле боя, подбирая раненых. Им накладывали повязки, утоляли жажду водой и, уложив на грубые носилки, уносили в лагерь, чтобы оказать более существенную помощь.
Вернувшись в свой красный шатер, Бабур через некоторое время стал нетерпеливо мерить его шагами, думая о том, где же, наконец, Хумаюн и Бабури. За видавшего виды друга он беспокоился меньше, а вот долгое отсутствие неопытного сына внушало ему тревогу. Конечно, Хумаюну уже доводилось участвовать в набегах и стычках, и он неплохо с этим справлялся, но командовать флангом в большом сражении было для него внове.
Чтобы отвлечься, Бабур нанес краткий визит в лекарский шатер к раненым, наградил некоторых особо отличившихся бойцов и выслушал доклад о добыче, захваченной в лагере Ибрагима. Походило на то, что его сокровищница основательно пополнилась золотом и драгоценными камнями.
Прошло шесть томительных часов, прежде чем вошедший в шатер страж объявил о приближении воинской колонны под стягами Хумаюна. Едва он закончил, как и сам Хумаюн, запыхавшийся, ввалился в шатер и бросился в объятия отца.
— Полная и безоговорочная победа! Весь Индостан в нашей власти. Мы преследовали большой отряд воинов Ибрагима, отходивший на юго-запад на протяжении десяти миль, пока отступавшие не засели в глинобитной крепости у реки. После часовой осады мы вынудили их сдаться. А чуть дальше на запад обнаружили кучку шатров, явно принадлежавших знатному человеку, небольшая охрана которого с трудом отбивалась от мародеров, больше похожих на разбойников с большой дороги, чем на бойцов какого бы то ни было войска.