Хумаюн подъехал к отцу и остановил коня рядом.
— Я по-прежнему обгоняю тебя с той же легкостью, с какой обгонял, когда ты, десять лет назад, ездил на маленьком белом пони.
— У тебя просто конь лучше, а вот вздумай мы бегать наперегонки, результат был бы совсем иной, — отозвался Хумаюн, раздраженный собственной неудачей.
— Да ладно, я просто шучу. Так или иначе, кто бы из нас ни был быстрее, за Сингхом, похоже, ни одному из нас не угнаться, и это при том, что он старше нас обоих, да еще и калека. Смотри, равнина перед нами пуста. Надо хорошенько подумать, что делать дальше. Давай-ка пообедаем вдвоем, чтобы можно было поговорить откровенно.
Двое слуг в белых туниках и мешковатых шароварах исчезли за пологом шатра, унося остатки последней перемены блюд — апельсины, орехи и леденцы. Бабур и Хумаюн возлежали за низким столом на больших пурпурных подушках, расшитых изображениями павлинов и слонов, некогда украшавших дворец Ибрагима в Дели. Каждый держал золотой кубок с красным вином, недавно доставленным с виноградников Газни, к югу от Кабула.
— Я все думаю, как нам подбить Санграма Сингха на сражение, — молвил Хумаюн, поставив на стол свой кубок. — Мы оба знаем, что для раджпута честь — его личная честь и честь семьи — превыше всего. Думаю, нам нужно захватить место, имеющее для него особое значение. Такое, чтоб он считал, что если не отобьет его в кратчайшие сроки, это нанесет урон его чести.
— В принципе идея хорошая, у тебя есть на примете какое-то определенное место?
— Я разговаривал об этом с местными вождями из числа наших союзников. Они поведали мне, что мать Сингха родилась в маленьком селении Кануа, у самого рубежа его владений. В двадцати милях к северо-западу от Агры, и стало быть, примерно в семидесяти пяти милях к юго-западу отсюда. В ее честь он воздвиг там святилище одного из туземных богов, и раз в год непременно наведывается туда помолиться.
— Ты мыслишь в верном направлении. С утра я первым делом отправлю разведчиков, чтобы проверили путь отсюда до Кануа, а заодно посмотрели само селение: насколько оно подходит нам, чтобы принять там бой. Если все сложится как надо, я отдам приказ; чтобы сосредоточиться там, нашим войскам понадобится всего несколько дней. Но не воображай, будто только ты один тут и мыслишь. Я вот, например, размышляю над тем, как воодушевить наших воинов, чей дух, надо признаться, подорван успехами проводимой Сингхом тактики молниеносных ударов.
— Ну, и куда привели тебя твои размышления?
— Знаешь, в интересном направлении. Все мои предыдущие кампании велись против правителей, воины которых, если даже не все, но многие, разделяли нашу веру. На сей раз наши противники индусы, иными словами — неверные язычники. Мы объявим им священную войну — джихад.
— Но ведь среди наших союзников здесь, в Индостане, тоже есть индусы.
— Надо будет на время этой кампании отделить их от основных сил. Их верность, во всяком случае, эффективность так или иначе вызывает у меня в настоящий момент сомнения. Можно разместить их по дальним гарнизонам, или что-нибудь в этом роде.
— Это может сработать.
— Это непременно сработает… Я даже подумал о том, как сделать эту перемену более символичной. Дивное красное вино из Газни, которое я пил сегодня, будет последним хмельным напитком: я прикажу вылить все оставшиеся запасы на землю на глазах у всего войска. Если мы ведем джихад, то должны строго придерживаться заветов нашей веры.
— Но сколько я тебя помню, ты всегда пил…
— Да, и получал от этого немалое удовольствие. Так же, как от гашиша и опиума. Мы, кровные родичи Тимура и Чингиса, пили крепкие напитки задолго до того, как муллы принесли нам истинную веру. В конце концов, лишь благодаря кумысу — перебродившему кобыльему молоку — воины Чингиса могли выдержать холодные ночи в продуваемых ледяными ветрами степях. Даже самые суровые муллы понимали, что переделать людей сразу полностью, невозможно. Они восхваляли воздержание, как идеал, и помогали благочестивым аскетам достичь его, однако к привычке выпивать, распространенной среди обычного люда, относились терпимо. Они побуждали нас к воздержанию на определенный период, скажем, на священный месяц Рамадан, а также когда мы становились старше и начинали понимать, что довольно скоро нам предстоит дать отчет пред ликом творца.