— Кто, черт возьми, там? — Кричу я, по какой-то причине мгновенно злясь. Как будто наркотики усилили все, что я чувствую, даже если это всего лишь малейшая эмоция.
Никто не отвечает, поэтому я откидываю занавеску, металлические крючки царапают по металлическому стержню, издавая ужасный звук.
В ванне девушка. Она немного грязная, немного потрепанная, но ее глаза — самое соблазнительное, что я когда-либо видел. Голубые глаза всегда были моими любимыми, но эти? Они контрастируют с ее светлыми, спутанными волосами из-за не смываемого с них масла. Они почти светятся, глядя на меня.
Она моргает, прогоняя сон из глаз, когда ее захлестывает тревога. Откинув спальный мешок, в котором она была, она встает, прикрываясь им, когда холод заброшенного дома проникает в ее кожу.
— Почему ты здесь? — пищит она.
Я понимаю, что она не спросила, кто я.
— Ты меня знаешь? — Спрашиваю я, вытряхивая часть похотливого чувства из головы. Я почти не могу думать из-за горячих пальцев наркотика в моем мозгу, когда они скребут по серому веществу.
Она кивает. — Мы вместе ходим в школу. Не то чтобы ты меня замечал. Футболисты ведь на самом деле не отводят взгляда от зеркала, не так ли? — Ее тон пронизан ядом.
Как я заставил эту девушку возненавидеть меня, если я не знаю, кто она?
— Ну, тогда я в невыгодном положении, хм? — Спрашиваю я.
Она смотрит вниз, ее глаза скользят по моему твердому члену, и я не отвожу от нее взгляда. Под действием наркотиков я почти чувствую прикосновение ее глаз.
Ее трясет. Я не знаю, то ли это от холодного воздуха в комнате, то ли от того, что я стою на том, что, кажется, является ее кроватью, с твердым членом и ненормальным выражением в глазах.
— Не бойся, — говорю я ей.
— Почему? — спрашивает она тихим и кротким голоском, и я лишь на мгновение борюсь с желанием вытащить ее из ванны, прежде чем сделать это, обхватив ее затылок руками.
— Потому что больно будет только на мгновение, — рычу я.
Я резко просыпаюсь, тяжело дыша, и бегу в туалет. Крышка едва касается спинки фарфорового трона, как я в ярости теряю свой ужин. Та ноябрьская ночь всегда была для меня как в тумане. Алкоголь, смешанный с наркотиками, которые копы обнаружили в моем организме — я не помню, чтобы я их принимал, — держал меня в неведении относительно большей части того, что произошло той ночью. Отец похоронил все это, и я никогда не оглядывался назад.
До нее.
Все дело в ее глазах.
Они открыли что-то во мне, чего, как я думал, давно не было. Воспоминания, которые я хотел бы сейчас похоронить. Я подхожу к раковине, ополаскиваю лицо и рот, по пути спускаю воду в унитазе. Когда я открываю графин с тележки для напитков в гостиной, я отказываюсь от стакана и делаю глоток прямо из бутылки. Я не знаю, что содержала в себе остальная часть этого кошмара, потому что я проснулся, но, слава Богу, я проснулся. Я был под кайфом. Я был пьян. Она нет. Ее голубые глаза были чисты, как небо в прекрасный летний день.
Она помнит.
Как я могу смотреть ей в глаза, зная? Как я могу смотреть ей в глаза сейчас, когда всплывают мои воспоминания? Я видел, как Коннер смотрел на нее непонятным для меня образом, и отмахивался от этого, потому что Коннер есть Коннер. Но теперь это заставляет меня задуматься, какого хрена он знает, от чего мой разум защищает меня.
Я бросаюсь в спальню, не раздумывая, хватаю свой сотовый. Набирая его контактную информацию, я подношу телефон к уху. Кусаю ноготь, пока телефон продолжает звонить, в голове крутятся мысли о том, что мне приснилось. Как будто это повторяется снова, и снова, и снова. Теперь, когда это стало свежим, это будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.
— Привет, — отвечает Коннер сонным смущенным голосом.
— Скажи мне, чего мне не хватает в ту ночь, — выпаливаю я, страх звучит в моем дрожащем голосе.
— Что? Что ты имеешь в виду? спрашивает он. Шорох простыней указывает на его движение, когда он садится.
— Скажи мне, что я упускаю. Что я сделал Карине? — Спрашиваю я его, слезы сотрясают мое тело, как гребаный град.
— Я не хочу говорить об этом по телефону, Эм. — Его тон мгновенно становится замкнутым и резким.
Он действительно знает.
— Ну, тащи сюда свою задницу. Потому что я не могу... — я замолкаю, когда отчаяние поселяется в моей груди.
— Я уже выезжаю, — говорит он, прерывая звонок.
Я натягиваю спортивные штаны и наливаю себе стакан настоящего виски, прежде чем включить искусственный камин, чтобы немного согреться. То, как она смотрела на меня, когда моя рука запуталась в ее волосах, остановило бы меня сейчас, но не тогда.
Но получилось бы?
Я сразу вспоминаю тот день в ее кабинете, когда я увидел на ее лице страх и все еще прижимался к ее лицу. Я заметил, как у нее побелели костяшки пальцев на столе, и я все равно вторгся в ее пространство.
Я гребаный монстр.
Слезы снова проливаются, и я заглушаю их большим количеством алкоголя. Почему она была там? Во сне казалось, что она спала там, как будто это был ее дом. Я помню, как директор Гленмонт рассказывал мне, что ее отец то попадал в тюрьму, то выходил из нее, и мне интересно, была ли та ночь одним из таких случаев.
Она пыталась уснуть на пронизывающем холоде, а потом пришли мы, ворвались в ее жизнь толпы пьяных придурков.
Коннер пользуется своим ключом, и звук оповещает меня о том, что он здесь.
— Привет, — говорит он, опускаясь на оттоманку передо мной. Его глаза выглядят так, как будто я его раздражаю. — Я действительно хотел, чтобы этого не случилось, — говорит он, взъерошивая волосы, прежде чем положить ключи рядом с собой.
Я приподнимаю бровь.
— Ты все это время ничего не помнил, поэтому я беспокоился, что, когда она была рядом с тобой, ты мог начать вспоминать ту ночь. Хотя я надеялся, что нет. Ей нужна была работа, а мне нужно было сделать для нее что-нибудь такое, что... — он замолкает, глядя на фальшивое пламя, танцующее в обогревателе.
— Тебе нужно было загладить то, что случилось, — понимаю я.
Он кивает, не глядя при этом на меня.
— Что я сделал? — Спрашиваю я его, голос хрипит под тяжестью всего мира, пока я пытаюсь осознать, что являюсь причиной испуганного, настороженного взгляда Карины. Я не заслуживал тех моментов, которые были у нас с ней. Но это заставляет меня задуматься, какого черта она вообще хотела быть рядом со мной, если помнит.