К черту рассуждения, я нехороший человек и не могу притворяться им сейчас. Я приму то, что она предлагает. То, чего я так долго хотел. Но черт возьми, если я не хочу, чтобы все было идеально, и это кажется странным. Овладеть ею, пока чудовище из ее ночных кошмаров сидит прикованное и без сознания, — это не то, что я представлял, проскользнув в нее в первый раз.
Двигаясь к ней, я пригвождаю ее взглядом, который говорит ей, насколько сильно меня заводит ее тело. Она опускает руки, обнажая передо мной свою красивую, полную грудь. Я наслаждаюсь её видом.
— Я так долго хотел тебя. Ты знаешь это? Знаешь ли ты, сколько ночей я прижимался лицом к твоим трусикам, утопая в твоем аромате и ничего так не желая, как скользнуть языком по этим складочкам, и теперь ты предлагаешь их мне самым восхитительным способом. После того, как я увидел, как ты покалечила нападавшего, увидел, как ты вышла, — говорю я ей, проводя пальцами по ее губам, когда она прерывисто выдыхает.
Смысл ее слов не ускользнул от меня. Я буду первым, кого она добровольно впустит в свое тело. Потому что Эмери Станнер взял то, что хотел, и оставил ее сломленной. Теперь она познает наслаждение. Я буду уверен в этом, даже если это будет последнее, что я, черт возьми, сделаю.
— Гейдж, — хнычет она, когда я играю с ней еще сильнее, лаская ее соски слишком легко, чтобы доставить удовольствие, но достаточно, чтобы подразнить. Однако она заслуживает большего, чем поддразнивание, и мы оба это знаем.
— Наблюдать за тобой с этими гребаными веслами было чертовски возбуждающе, малышка. Сила, которая у тебя была... — Я щиплю ее за сосок, и она выгибается дугой, отталкиваясь от стены позади себя, прижимаясь ко мне, чувственно постанывая и нагревая воздух между нами.
Чувствовать ее под моими прикосновениями — это то, во что я даже не уверен, что мой разум верит в этот момент. Сама идея, что она отдается мне, нереальна. Часть меня хочет поиграть с ней достаточно долго, чтобы убедиться, что она уверена. Убедись, что это не прилив адреналина, проходящий через нее, делает ее такой податливой в моих руках.
Опускаясь на одно колено, я смотрю на мою прекрасную Карину, и у нее перехватывает дыхание. Я лукаво улыбаюсь, наклоняясь вперед и томно скользя языком по ее складочкам, растягивая наше первое прикосновение, надавливая так сильно, как только может мой язык, чтобы придать ей силу, необходимую для того, чтобы чувствовать себя хорошо.
— Боже, Гейдж, — стонет она, сгибая колени, когда проводит рукой по моим волосам. Я поднимаю глаза, чтобы увидеть, как еще одна грань ее силы возвращается к ней сегодня вечером. Она была права. Ей это было нужно.
Она наблюдает, как мой язык скользит по ее складочкам, кружась вокруг клитора грубыми, наполненными давлением движениями.
Она пытается отстраниться от моего рта.
— Гейдж... слишком близко, — признается она, задыхаясь.
Я ухмыляюсь, наверняка покрытый ее влагой, а глаза полны безумного веселья. — Этот первый — мой. Следующий твой, — говорю я ей, и она греховно облизывает губы, заставляя мой член дернуться в штанах.
Когда я наклоняюсь к ней, я просовываю палец внутрь нее, на мгновение прерываясь, чтобы спросить у нее. — Это нормально?
Она кивает, широко открыв рот и не в силах произнести ни слова. — Пожалуйста, — всхлипывает она.
Это все, что мне было нужно. Мне нужно было знать, что ей удобно, нужно было знать, что я не двигаюсь слишком быстро. Потому что, как бы медленно я ни хотел упиваться ее плотью, я не могу. Мне нужно все, и мне нужно это сейчас. Но мне тоже нужно сделать это на ее условиях.
Ее тело дрожит, когда она приближается к оргазму, в то время как я облизываю и глажу ее, уговаривая подниматься все выше и выше. Она поднимает ногу, закидывая ее мне на плечо, полностью открываясь мне. Я ухмыляюсь, покусывая зубами ее клитор, заставляя ее кричать, когда ее тело сотрясается в момент оргазма.
— Черт, черт, черт! Гейдж! — кричит она, до боли вцепляясь мне в волосы.
Когда я встаю, она атакует меня своими губами, проскальзывая языком мне в рот и пробуя на вкус, как хорошо она вела себя ради меня. Затем происходит то, чего я, кажется, никогда в жизни не допускал. Она разворачивает меня, прижимая спиной к стене, умело овладевая мной.
— Раздевайся, — приказывает она, и я немедленно подчиняюсь, не спуская с нее глаз, пока снимаю одежду по частям.
Движение предупреждает меня, что Эмери приходит в себя, но я ни хрена ей не говорю. Он застелил свою гребаную кровать и собирается лечь в нее. Он собирается посмотреть, как моя девочка вернет себе свою силу.
Как только я обнажаюсь, она отступает и принимает меня, высмеивая то, что я делал с ней до того, как заставил ее кончить.
— Что теперь, малышка? — Грубо спрашиваю я.
— Сядь, прислонись спиной к стене. - Ее взгляд то и дело устремляется на дефибриллятор.
— Ты можешь использовать это, сделай потише, — говорю я ей, разрешая сделать то, о чем, я знаю, она меня не попросит.
Она прикусывает губу, но кивает, немного поворачивая ручки, прежде чем опуститься мне на колени, ее сердцевина находится в опасной близости от моего пульсирующего члена, который не хочет ничего, кроме нее, чтобы избавить меня от страданий.
— А теперь ты мне кое-что расскажешь, — говорит она.
Я навостряю уши, в тревоге смотрю на нее. Она перекидывает весла через мои плечи.
— Ты не можешь прикоснуться ко мне этим, не повредив себе, малышка. Во что ты играешь?
Она ухмыляется.
— Мне нужны ответы, сталкер.
Я борюсь с ухмылкой. — Тогда продолжай.
— Скажи мне, когда я попала под твой прицел, — говорит она, перекладывая одну лопатку в другую руку, чтобы в ней было две, а свободной рукой хватаясь за мой член. У меня внезапно перехватывает дыхание, я вообще не в состоянии ответить на ее вопрос. Никакие мысли не приходят в голову после ощущения ее руки на мне. Выпрямившись во весь рост, она просовывает меня в себя.
Боль сводит ее лицо, когда она медленно вводит меня в свое тело, сводя меня с ума от того, как медленно напрягаются ее мышцы, впуская меня внутрь.
— Черт возьми, малышка. Это измена... как?.. и что, по-твоему, я должен тебе ответить?
Она пожимает плечами, возвращая одну лопатку обратно в другую руку и кладя их мне на плечи, пропуская электрический ток через меня, а затем и через нее. Мы оба вскрикиваем, и мои глаза закатываются, когда я вижу, как Эмери открывает глаза и смотрит на нас оттуда, где он прикован.
На его лице появляется страдальческое выражение, но я возвращаю свое внимание туда, где это важно. На Карину.