— Отлично… — Прошептал я, перекидывая посох под левую руку, становясь на выходе из поворота в самый крайний ряд.
Здесь было решено активировать контур вуали, чтобы не промахнуться. В своей прошлой жизни я одинаково владел обеими руками, но после "переселения" этот навык у меня почему-то притупился.
Не без помощи контура пали осколками ещё два горшка, а я стал ощущать, что мне не так рьяно дышат в спину азиатские представители. Вероятнее всего причиной этому был слишком резкий старт.
Стоило мне об этом подумать, как вновь мой слух уловил ритмичный топот копыт. Поразив ещё один горшок, чувствуя, как правая рука начинает возвращать чувствительность, я прижался к Водолазу, вывернув шею, чтобы оценить, что происходит сзади.
— "Загонит жеребца, к инфомагу не ходи" — тут же пришла в голову мысль, когда в пятёрке метров за собой я увидел Лонгвея, который так же прижавшись к своему жеребцу, не останавливаясь сёк его стеком по бокам, поддавая пятками сапог.
Сынишке Фа было не до того, чтобы пытаться меня атаковать, судя по его напряжённому лицу. Мне даже удалось немного расслабиться на прямом участке, где Водолаз ещё на корпус увеличил отрыв.
— "Жаль не лето, а то я бы тебя пылью накормил" — Вновь последовала активация контура, с последующим ударом, принося в мою копилку ещё одно очко, а стартовая отметка второй раз осталась за спиной.
Вот тут меня ждал сюрприз. Отставшие азиаты, которые принимали участие не в состоянии, а против меня, соорудили импровизированное препятствие. Шестеро хитрожопых скверхов выстроились в ряд, просунув посохи через седельные петли, что были вместо рукоятей, вставив конец каждого в петлю на седле соседа. Хоть у них и не вышло перегородить весь трек, но добрую его половину они всё же перекрыли и теперь ожидали меня.
В голове судорожно начали всплывать всевозможные варианты. Уверен, что активируй я плетение посоха, под контуром вуали у меня запросто получилось бы сломать любое из звеньев этой «преграды», но для этого нужно остановиться, что меня сильно задержит.
Остальные варианты мне не удалось рассмотреть, ведь у Водолаза на этот счёт был свой план. Вместо того, чтобы замедлить ход, норовистый жеребец презрительно фыркнув, самостоятельно активировав контур, увеличил скорость.
Сначала я думал, что он собирается проломить импровизированный кордон, но Водолаз поступил лучше. Не мудрствуя, жеребец вместо того, чтобы проламывать корпусом препятствие, посчитав его низким, решив перепрыгнуть. Фокус в том, что ему было абсолютно плевать, где это делать. Одна из лошадок, видимо испугавшись огромной чёрной зверюги, в два раза больше себя, подогнула передние ноги, чтобы освободиться от наездника. Вот через неё Водолаз и прыгнул, но не очень высоко, что скорей всего было сделано нарочно этой вредной животиной. Перед тем, как прикусить язык и отбить булки, в моей памяти осталось искажённое ужасом лицо азиата, которого мой жеребец смёл из седла, как метла сухой лист.
— Штваю лафадиную мать! — Простонал я, чувствуя, как из уголка глаза непроизвольно потекла слеза от прикушенного языка. — Сквелха лысого тебе, а не молкофки!
Чувствуя, как по спине течёт холодный пот, я прижался к жеребцу для уменьшения сопротивления воздуха, размышляя о том, что к такому Фагрис меня не готовил. Стас отлично держался в седле, только прыжки через препятствия никогда не практиковал.
Ноги, которыми я как клещами сжал бока Водолаза, разжались лишь после финиша. Браво слезть у меня не вышло. Скатившись мешком, мне с трудом удалось устоять на подрагивающих от напряжения ногах. Следом за мной, через пятёрку секунд к финишу пришёл Лонгвей.
— Кто бы сомневался… — Нарочито громко подметил я, переводя дух.
На моё замечание Лонгвей лишь зло зыркнул на меня, отдавая поводья коня, на губах которого проступила пена, своим людям, принимая поводья свеженькой белой, как снег, кобылицы.