Соромиант вел послушниц в пустующую кладовую, где начал что-то объяснять. Конара Инггрес с отчаянно бьющимся, сердцем вся обратилась в слух.
К ее ужасу, соромиант заговорил о Джийан как о Матери, которая восстановит монастырь, а рамаханам вернет былую славу правителей Кундалы. Бедные глупышки и понятия не имели о том, что рамахане никогда Кундалой не правили. Одна из послушниц робко спросила, сможет ли Матерь защитить их от тирании в'орннов. Соромиант, по-видимому, был готов к такому вопросу. Низким гнусавым голосом он пообещал, что очень скоро отведет их к Дар Сала-ату, где они должны будут принести клятву Спасителю, чье появление было предначертано в Пророчестве.
Конара Инггрес, конечно же, понимала, что это низкая ложь. Однако у послушниц не было ни опыта, ни знаний, так что они проглотили наживку с готовностью неофита. Да и конара Инггрес была вынуждена ретироваться, понимая, что сейчас не в состоянии помешать злу, отравляющему юные души. Сначала — главное.
Инггрес вышла в темный коридор, вытерла мокрое от пота лицо и, стараясь не шуметь, стала искать зеркало. Простая на первый взгляд задача превратилась в настоящую проблему — все зеркала либо вовсе исчезли, либо были заменены странными колдовскими стеклами наподобие того, что она видела в ванной.
В поисках зеркала конара уходила все глубже и глубже в недра монастыря, пока, наконец, не дошла до места раскопок, которые вели Риана и покойная шима Ведда. Раскопки были заброшены с того самого дня, когда Бартта швырнула шиму Ведду в цистерну и утопила. О трапезной, которую раньше восстанавливали, теперь никто не вспоминал, обедать стали в новом зале, который лежал немного выше. Новая трапезная оказалась светлее, да и фонарями ее освещать оказалось гораздо удобнее. Новые помещения пришлись по душе почти всем рамаханам, но конара Инггрес всегда удивлялась, как непохожи два помещения.
Старая трапезная была в том же состоянии, в каком ее оставили Риана и шима Ведда в тот памятный вечер, когда, обнаружив пролом в коренной породе, они наткнулись на келлы. Как и все рамахане, конара Инггрес знала легенду о келлах. После того, как Миина создала монастырь, она поместила в толще скалы келлы — три уединенных наблюдательных пункта, откуда Богиня могла бы, оставаясь невидимой, следить за святыми трудами учеников.
Веревочную лестницу Рианы уничтожили, а пролом заделали с помощью довольно простого заклинания. И все же изнутри исходило сияние, которое конара Инггрес заметила даже под грудой пыльных, покрытых паутиной инструментов шимы Ведды. Наклонившись, Инггрес отодвинула инструменты и, слегка запыхавшись, стала анализировать заклинание, раскладывая его на отдельные молитвы. Несколько слов, взмах рукой, и заклинание снято. Обыскав трапезную, конара Инггрес нашла несколько пропитанных дегтем факелов из дерева и камыша. Один из них она тут же зажгла, другие заткнула за пояс и опустилась на колени у пролома, который после небольшого землетрясения в прошлом месяце значительно расширился.
Опустив факел в треугольное пространство разлома, конара увидела совсем рядом нечто вроде маленького цитринового столика. Осторожно спустившись на столик, она посветила вниз и, собравшись с духом, спрыгнула на черный базальтовый пол вслед за пылающими искрами.
Едва оказавшись в нише, конара поняла — то, что она приняла за столик, было на самом деле частью величественной статуи змея, который некогда считался священной тварью Миины. Сейчас послушниц учат, что змей — Аватара Пэфороса. Он символизирует ложь и обман, а поэтому проклят Мииной. Конара Инггрес присела у изогнутой скульптуры и провела ладонью по цитриновым чешуйкам. Затем, подняв факел, она увидела в стене нишу, где скульптура, должно быть, стояла со времен Миины. Конара Инггрес была в замешательстве: как скульптура отодвинулась от стены? Внимательно осмотрев нишу, она не обнаружила ни следов лома, ни признаков заклинания. В любом случае конара Инггрес не сомневалась, что попала в священное место. Упав на колени перед цитриновым змеем, которого звали Гош, она стала молиться о прощении и скорейшем возвращении Богини.