Близилась полночь. Все, что ей нужно, — продержаться незамеченной, пока враги не уйдут в другой район За Хара-ата. Не важно, что искал Пэфорос. Главное, чтобы ему не досталась Вуаль Тысячи Слез.
Сорннн СаТррэн сверялся с картой.
— Нит Батокссс, какая часть За Хара-ата вас интересует?
— Нам нужен колодец, — сказал гэргон глубоким гнусавым голосом, в котором сквозила демоническая энергия. — Такой, как этот, — показал он.
Сердце Рианы чуть не перестало биться. Если ее найдут, то Джийан конец. Переживания и страх вынудили девушку совершить первую ошибку. Она наложила Цветущую Стену, маскирующее заклинание.
— Что такое? — закричал архидемон в облике Нита Батокссса. — Чувствую запах магии!
Услышав стук каблуков о булыжную мостовую, она поняла, что ее вот-вот обнаружат. Ругая собственную глупость, Риана вылезла наружу и притаилась у постамента.
— Кто здесь? — загремел над сонной площадью обеспокоенный голос Пэфороса. — Что за неумелое колдовство?
Риана вытащила гороновый цилиндр. Оставалось лишь нанести удар, чтобы пробить броню гэргона. Если убить гостевое тело, Пэфорос попадет обратно в Бездну.
Гэргон не отбрасывал тени, и Риана не могла наложить Сеть Распознания, которая предупредила бы ее о приближении техномага. Пэфорос стоял на постаменте, прикрывшись пальто Нита Батокссса. Едва Риана выглянула из убежища, как из бронированных перчаток вылетел мощный ионный залп, и девушку, перевернув вверх тормашками, швырнуло назад. Гороновый жезл выпал из ее рук и покатился по мостовой.
Еще один залп, и она, теряя сознание, растянулась на мостовой. Рядом тут же возник гэргон, который моментально понял, что обмотано вокруг Рианиного тела.
— Вуаль Тысячи Слез! — с горящими глазами закричал Пэфорос. — Ты Дар Сала-ат? Девушка? — Он расхохотался. — Только теперь я начинаю понимать, насколько обезумела Миина.
Риана покачала головой, стараясь не слушать. Где же гороновый цилиндр? Увидев, что гэргон поднимает руку, она попробовала пошевелиться, но тело не слушалось. Риана приготовилась к новому ионному залпу. Вместо этого она почувствовала покалывание, свидетельствовавшее о том, что наложено какое-то заклинание. Внезапно ее тело поднялось в воздух, а вокруг стала образовываться клетка из блестящих черных нитей. На каждой нити росли шипы, похожие на терновые.
— Я в огромном долгу перед тобой, Дар Сала-ат, — с издевкой произнес Пэфорос. — Сам бы я ни за что не нашел Вуаль. Ну или не вытащил ее из укрытия.
Архидемон согнул пальцы, и шипы стали врастать в Риану.
— Сейчас я верну себе то, что принадлежит мне по праву.
Рот гэргона скривился в жуткой ухмылке.
— Знаю, ты упряма, Дар Сала-ат, и добровольно Вуаль не отдашь. Впрочем, меня это не волнует. — Пэфорос наклонил голову. — Представляешь, как мучительно гореть живьем? Нет, откуда тебе! Правда, теперь узнаешь. Прямо сейчас!
С шипов закапала едкая жидкость с резким запахом, и Риана заметалась в волшебной клетке. Капли все равно попадали на кожу, оставляя аккуратные жесткие следы-ссадины.
— Что это? — закричал Сорннн, когда они с Курганом вышли на площадь. — Что вы делаете?
Он метнулся в сторону гэргона, но регент тут же схватил его за руку.
— Спокойно! — прошипел он.
— Разве можно оставаться спокойным? Он мучает…
— Он тебя убьет, — проговорил Курган. — Ты этого добиваешься?
Из черных нитей продолжали прорастать шипы. Их было так много, что Риана поняла: ей никуда от них не деться. Густая вязкая жидкость продолжала капать, и кожа загорелась. Боль была такой сильной, что Риана едва не потеряла сознание.
— Совсем скоро ты умрешь, Дар Сала-ат, а Вуаль станет моей! — заявил Пэфорос.
Сахор держал йа-гаара на коротком поводке. Он почти ничего не видел, зато остальные чувства обострились до предела. Сахор все же убедил Инггрес доверить опасное дело ему.
— О страхе мне известно все. Я знаю, что Хоролаггия боится йа-гааров, это заложено во всех демонах. Доверьтесь мне!
— Довериться в'орнну? — Конара покачала головой. — Хотя почему бы и нет, если он знает демонологию лучше, чем я.
Сахор шел по тускло освещенному коридору, медленно спускаясь к центру монастыря, где обосновался Хоролаггия в облике Джийан. То тут, то там слышался шум, и юноша удлинял поводок, позволяя йа-гаару разведать обстановку. Словно яркий фонарь, йа-гаар отпугивал ночных хищников. Едва зверь поворачивал страшную голову, как шелест утихал.
Конара Инггрес очень хотела пойти вместе с ним, заявив, что никто не знает монастырь так хорошо, как она. Однако Сахор был непреклонен. Он сказал, что при встрече с архидемоном не сможет гарантировать ее безопасность, а поэтому не желает рисковать ее жизнью. Сошлись на том, что конара нарисовала подробный план монастыря, который Сахор моментально запомнил.
Кости и мускулы напряглись и вытянулись. Юноша поморщился. Несмотря на жуткую боль, сопровождающую гиперкинетический рост, Сахор продолжал двигаться вперед. Он понимал: останавливаться нельзя. Первое, что необходимо знать о страхе, это то, что он может подкрасться незаметно. Второе: никогда его не показывать. Для этого со страхом необходимо постоянно бороться. Малейшее послабление — и испуг проявится на лице, а потом захватит все существо. Заметив ужас, враг использует его против тебя. А от собственных страхов спастись невозможно.
В теле Сахора гормоны так и бурлили.
Последним, что он видел, покидая территорию конары Инггрес, было лицо Элеаны. Она попыталась встать с софы, и Сахор понял, что еще секунда — и он окажется в объятиях матери. Поэтому юноша резко отвернулся и вышел.
И все же в начале опасного путешествия на вражескую территорию монастыря лицо Элеаны стояло перед глазами Сахора. Нет, не надо никаких объятий! Ведь он будет бояться за нее, а страх может его ослабить… Подобные эмоции Сахор испытывал впервые. Переселение в ребенка совсем не напоминало переселение в тэя. Во-первых, тэй был его собственным детищем, а все его поступки довольно предсказуемыми. За исключением уменьшившихся возможностей заниматься техномагией, он остался тем, кем был всегда, — Нитом Сахором. Во-вторых, сын Элеаны был наполовину кундалианин. Разница чувствовалась сразу — усиление эмоций и ослабление гэргоновских терциевых законов. А сама Элеана! С каждой минутой Сахор привязывался к ней все больше и больше. У него ее кундалианская ДНК. Он уже не Нит и никогда им не станет. Кундалианского в нем ничуть не меньше, чем гэргоновского. К тому же в отличие от бесполых гэргонов он был, несомненно, мужчиной.
Элеана — его мать, это он чувствовал ежесекундно. Сказать, что это чувство было для Сахора новым, значило не сказать ничего. У гэргонов не было матерей. По крайней мере ни о чем подобном Сахор не слышал. Будущих техномагов извлекали из чрева производительницы в состоянии эмбриона, ибо связь с аппаратами и приборами Товарищества была настолько прочной, что подготовка начиналась еще до рождения. Сахора, как и всех гэргонов, готовили в ученые, ведь наука лежит в основе техномагии. Отец рассказывал, что когда-то среди гэргонов встречались артисты, писатели, художники и просто мечтатели. Одним из них и был отец Нита Сахора, который верил, что величайшие прорывы в техномагии обусловлены артистической стороной гэргоновской натуры, угасшей в предыдущем поколении. Отцу казалось, что в его ребенке живет искра художника.
Да только до недавнего времени ничего подобного Сахор не чувствовал.
Теперь он понимал, что существуют понятия более глубокие, чем наука. В противоположность тому, чему его учили, Космос оказался бесконечно таинственным, так как им управляло вовсе не научное знание. Конечно, в'орнны создали науку, пытаясь объяснить тайны Космоса. Часть секретов им удалось раскрыть, и они построили гравитационные корабли и ионные пушки. Но самые сокровенные тайны, к разгадкам которых даже не приблизились, были и остаются за границами возможностей техномагии.