– Да нет, вот, смотри, – матушка перевернула лист и показала мне.
На обратной стороне я увидел текст.
– Если ты его прочтешь нараспев, то увидишь, что будет.
Вновь пролетают дни, столетья, годы,
Ждет колыбель свой час во тьме веков,
И стражи, как всегда у входа,
Стоят незыблемой стеной.
А время все летит, не замечая
Того, что люди ждут.
И ворона все клик не замолкает,
И тени вечно бродят и зовут.
Иллюзия тьмы вновь затмевает очи,
И входит в цикл свой хозяюшка Луна,
И тьма над городом смыкает очи,
И раздается песнь во тьме из-за угла.
Поет слепой провидец песню грустно,
Все ожиданьем дышит лишь одним.
Что девушка с душой и светлым чувством
Очистит мир от тьмы чужих обид.
А роза упадет вдруг в ноги королеве,
Придет рассвет и осветит всю землю до низги.
И вырастут на пепле этом
Огромные красивые цветы.
Как только я начал читать стих – я как будто пел его – вдруг пространство преобразилось и стало изменяться. Появились горы, долины, покрытые лесом равнины и селенья. Я отвлекся от прочтения текста и уставился на картинку, которая возникла. Но с утратой моего голоса пространство стало таким, как прежде.
Я продолжил с того места, где остановился, – все опять преобразилось. Как только я прочел последнее слово, карта в своем великолепии, по-другому не сказать, вошла в свою окончательную фазу. Теперь можно было видеть горы, реки, долины, поселки и дорогу, которая вела к глухому озеру в чащу векового леса. Это было удивительное зрелище, поскольку вода в реках текла, а иголки на соснах и кедрах шевелились, будто дул небольшой ветерок.
Тот, кто сделал этот артефакт, был действительно искусным мастером. Налюбовавшись пейзажем, матушка просто хлопнула в ладоши, и иллюзия сказки растаяла. Я взял текст, снова сложил его вчетверо и положил в карман.
– Ну, все вроде. Все, что хотели сказать, сказали, – матушка встала, потрепала меня по волосам, как в детстве. – Иди, поешь тебе надо подкрепиться.
Я поднялся и пошел за ними в гостиную. Там в самом разгаре проходил ужин. Я сел на свое место, причем этим не привлек к себе особого внимания. И начал уплетать все, что было недалеко от моей тарелки. Когда еще так придется поесть, подумалось мне. Ведь «завтра» для меня перестало существовать как понятие. Это меня, почему то рассмешило, и я даже ухмыльнулся с набитым ртом.
Мы засиделись за столом, и когда я пришел к себе, было уже довольно поздно. На кровати лежал мой рюкзачок, я заметил, что он уже собран. Я взял его в руки. Он был практически невесом. Этот рюкзачок был не так прост, как могло показаться. Это один из артефактов нашей семьи, который я когда-то спер из кладовой и присвоил себе. За что был, конечно, наказан, но рюкзак не отобрали.
Сам рюкзак был обыкновенный с виду, но обладал двумя незаменимыми качествами в дороге. При его носке не чувствовалось веса, и в него можно было положить в три раза больше вещей, чем он казалось. Я открыл его и посмотрел: чего только уже туда не положили. И еда, и вещи первой необходимости и пара артефактов, конечно же, карта. Я добавил пару вещей от себя, закрыл и завалился спать.
За окном завывала метель, и я сразу же провалился в сон без сновидений. Ранним утром меня разбудил звонок свиристелка. Терпеть не могу эту штуку. Его отец привез из какой-то поездки. Его заводят на определенное время, как обычный будильник. И он начинает свистеть у спящего над ухом до тех пор, пока тот не проснется. Но казус в том, что пока он свистит, его не видно, и прибить гаденыша практически невозможно, поскольку он еще и перемещается мгновенно по комнате. Но стоит встать тому, для кого заводили свиристелку, тот прекращает свистеть и отправляется к хозяину.
И мне с тихим стоном пришлось сползти с кровати и направиться в ванну. Пробыв около часа в блаженном состоянии под горячей водой, я выполз обратно, в комнату, оделся, взял свою котомку и направился в столовую. Несмотря на раннее утро, на столе меня ждал горячий завтрак. Проглотив его, я мысленно попрощался с домом и вышел за дверь.