Корнеев поставил машину неподалеку от бара, открыл ноутбук и вошел в Сеть. «Мандрагора, — прочитал он, — атрибут волшебницы Цирцеи, которая превращала людей в свиней».
— Хорошая аллегория, — пробормотал он. — Зайдешь сюда человеком, а выйдешь пьяной свиньей.
Дальше было еще интереснее. «Мандрагора во времена Средневековья упоминается как растение ведьм, которое они используют при отправке на шабаш, а также, чтобы сводить людей с ума. Со временем мандрагора сделалась символом всяческого колдовства, особенно колдовского очарования женщины — прекрасной и манящей, но вместе с тем чудовищно опасной. Немецкое название мандрагоры „альраун“ происходит от арабского „иабрунен“ и означает как растение, так и маленькое фантастическое существо — карлика, эльфа или домового».
— Карлика? — удивленно переспросил Корнеев сам себя. — Не нравится мне это. Может быть, карлик у них главный гад?
Неожиданно он почувствовал себя абсолютно беззащитным и поежился. Давненько он не вспоминал, что его место в аналитическом отделе, что он не приспособлен для «полевых испытаний» и может ни за что ни про что лишиться головы. Правда, у него был пистолет… Но у бандитов тоже наверняка были пистолеты. С другой стороны, бандиты понятия о нем не имеют. Он даже не заходил в «Уютную квартирку», и его лицо никому из них не знакомо, в том числе и Разгуляеву. Так идти за ним в эту «Мандрагору» или нет?
Идти не хотелось. Но ведь его послали следить за главбухом как раз с целью установить его связи. Вдруг он в этом баре с кем-то встречается?
Корнеев вздохнул, разгладил кончиком пальца усы и выложил из карманов документы и мобильник, положив их в «бардачок». Тоже не лучший выход, надо заметить, но времени на игру в прятки у него не было. Потом засунул пистолет под рубашку, за пояс штанов. Стрелять он умел, но тренировался в тире, в спокойной обстановке, и опасался, что если его по-настоящему испугать, он примется палить в кого попало. Значит, оружие можно применить лишь в самом крайнем случае.
Вышел из машины и подсунул ключ под колесо с внутренней стороны. Перекрестился и подошел к двери. Вывеска горела так ярко, что окрасила всего его в алый цвет, он усмехнулся, протянул красную руку и повернул ручку. На него мгновенно обрушилась духота. Пропитанный потом и сигаретным дымом воздух можно было резать ножом. Музыка гремела так, что Корнеев мгновенно завибрировал. Бар был набит битком. Ничего подозрительного или опасного — полно женщин, причем довольно приличных. Именно по внешнему виду женщин Корнеев привык определять класс заведения.
— Есть свободные места? — спросил он спину официанта, проскользнувшего мимо него бесплотной тенью.
— Свободные места есть, — пророкотал некто позади него. — У нас полно свободных мест.
Голос был такой глубокий, такой низкий, что будь Евгений котом Кудесникова, у него на загривке непременно шерсть встала бы дыбом. Медленно повернувшись, он уткнулся взглядом в чью-то накрахмаленную грудь. Поднял глаза и сглотнул. Перед ним стоял огромный негр размером в полтора Медведя:
— Проходите, — предложил негр. Лицо его лоснилось от пота, а темные губы растрескались от жары. — Вам здесь понравится.
Слова, сопровождаемые улыбкой, прозвучали зловеще. Или просто ему так показалось? Однако Корнеев ничем не выдал своего волнения и вальяжной походкой направился к свободному столику. Как обычно, его появление не осталось не замеченным противоположным полом. Брюнет в испанском стиле, стройный и мускулистый, как тореро, с глазами греческого бога любви и с ниточкой усов, которые подчеркивали красоту губ, он шествовал со спокойным достоинством, словно звезда кино по красной ковровой дорожке. Не хватало лишь улюлюканья толпы и вспышек камер. Впрочем, если бы он попросил, все женщины в зале разразились бы приветственными криками. Женщины всегда были воском в его руках.
Разгуляев стоял возле барной стойки с каменной спиной. Мимо него постоянно кто-то протискивался, его толкали, но он никак не реагировал. Корнеев чувствовал его страшное напряжение, потому что сам испытывал такое же. В какой-то момент главбух обернулся, и они встретились глазами. Корнеев соорудил на лице легкую улыбочку и отвернулся.