Выбрать главу

– У моего отца был знакомый… точнее, покупатель… с очень красным лицом. Вот таким. – Трогает для иллюстрации рукав. – Ревелл его звали, Майлс Ревелл. – Рука снова ложится на темную камчатную скатерть. – Добропорядочный горожанин, любитель пропустить стаканчик рейнского. Только я почему-то вообразил, будто он пьет кровь… может, нянька мне сказала, может, кто-то из детей. Когда отцовские подмастерья узнали… по моей глупости, конечно, потому что я плакал от страха… они завели обыкновение кричать: «Ревелл идет, сейчас будет пить кровь, беги, Томас Вулси, спасайся!» Я убегал, будто за мной черт гонится, на другой конец рынка. Странно, что не угодил под телегу. – Кардинал берет со стола восковую печать, вертит, кладет на место. – Даже и теперь, когда я вижу краснолицего человека – например, герцога Суффолка, – мне хочется плакать. – Пауза. – Итак, Томас… неужто клирик не может встать без того, чтобы его сочли кровопийцей? – Снова берет печать, вертит в руках, отводит взгляд, продолжает, явно забавляясь. – Пугаетесь ли вы епископов? А приходских священников? Дрожите ли при виде настоятеля?

Он говорит:

– Как это называется? Я не знаю английского слова. Эсток…

Может быть, и нет английского слова для узкого клинка, который вгоняют под ребра. Кардинал спрашивает:

– И это было?…

Это было двадцать лет назад. Урок усвоен накрепко. Ночь, лед, застывшее сердце Европы; лес, озеро, серебристое под зимними звездами; комната, свет камина, скользнувшая по стене тень. Он не видел убийцу, только движение тени.

– И все равно, – продолжает кардинал. – Я не встречался с мастером Ревеллом сорок лет. Он небось давно в могиле. А тот человек?… Тоже давно мертв?

Деликатнейший из всех мыслимых способов полюбопытствовать у собеседника, есть ли за ним убийство.

– Да, милорд. Горит в аду, если вашей милости угодно.

Вулси улыбается – не из-за упоминания ада, а из-за учтивого признания широты своей власти:

– Значит, всякий, поднявший руку на юного Кромвеля, повинен геенне огненной?

– Вы бы его видели, милорд. Он был так грязен, что в чистилище его бы не пустили. Кровь Агнца, как нас учат, спасает грешников, но даже она не отмыла бы того малого дочиста.

– Я за то, чтобы в мире было как можно меньше грязи. – Вулси смотрит печально. – Вы ведь исповедались?

– Это было давно.

– Вы, конечно, исповедались?

– Милорд кардинал, я был солдатом.

– Солдаты чают Царствия Небесного.

Он смотрит Вулси в лицо. Поди пойми, во что кардинал верит.

– Мы все его чаем.

Как там в считалочке? Солдат, моряк, король, босяк.

– Итак, вы в юности были не сахар, – говорит кардинал. – Ça ne fait rien [17]. A тот грязный малый, который на вас напал… он ведь не был духовным лицом?

Улыбка.

– Я не спрашивал.

– Да, странные шутки выкидывает с нами память. Томас, я постараюсь в вашем присутствии не совершать резких движений, и все у нас будет хорошо.

И все же Вулси продолжает его разглядывать: удивление еще не улеглось. Они знакомы совсем недавно, и кардинал только-только – быть может, как раз сегодня вечером – взялся придумывать ему характер. В грядущие годы Вулси будет говорить: «Я часто сомневаюсь, так ли хорош монашеский идеал, особенно для молодых. Взять хотя бы моего слугу Кромвеля – он всю юность провел в тиши, почти исключительно за молитвой, постом и чтением Отцов Церкви. Потому-то теперь он такой буйный».

А когда собеседники, смутно припоминая человека исключительной сдержанности, удивятся: «Ваш слуга Кромвель? Неужто?» – кардинал будет отвечать, качая головой: «Разумеется, я пытаюсь загладить его выходки. Когда он бьет окна, я приглашаю стекольщика. А что до девушек, попавших в беду… я плачу бедняжкам из своего кармана».

Однако сейчас кардинал занят другим. Большие руки сцеплены, будто пытаются задержать уходящий вечер.

– Итак, Томас, вы собирались пересказать мне сплетни.

– Из того, сколько шелка заказывает король у торговцев тканями, женщины делают выводы, что у его величества новая… – Он не заканчивает фразу. – Милорд, как вы называете шлюху, если она – дочь рыцаря?

– Ммм… – задумчиво тянет кардинал, вникая в проблему. – В лицо – «миледи». За глаза… а как ее имя? Что за рыцарь?

Он кивает на то место, где десять минут назад стоял Болейн.

Кардинал подается вперед:

– Почему вы не сказали сразу?

– Как я мог?

Кардинал кивает, соглашаясь, что вклиниться с такой щекотливой темой в разговор было бы непросто.

вернуться

17

Не важно (фр.).