— Брось ты! — Людмила посмотрела на сына. — Женечка, подтирай аккуратнее. Вот так, молодец. Умничка ты мой!
Вадим посмотрел на жену, как медсестры смотрят на безнадежно больного пациента. Денис чувствовал, как накаляется атмосфера. Хрусталевы подбирались к теме, которая была для них камнем преткновения; к вопросу, в котором они не сходились во мнениях. Назревал спор, а может, ссора. Женечка сразу напрягся, быстро-быстро переводя взгляд испуганных глаз то на отца, то на мать.
— «Брось»! Как это на тебя похоже!
— Вадик… Давай не сейчас, ладно? У нас гость.
Вадим повернулся к Денису.
— Очень хорошо. Ты что думаешь, гость?
— Я не знаю. — Денис потер лоб. Ему не хотелось разговаривать.
— Представь: ты приходишь в магазин. А там на прилавке ценники: «свинина», «телятина»… «крокодилятина». — Вадим нервно хохотнул. — Позорище. Народ-освободитель! Победитель фашизма! Ради этого наши деды и прадеды били немца, чтобы мы теперь… Теперь наш человек в магазине будет говорить у кассы: «Девушка, свешайте мне, пожалуйста, двести грамм крокодилятины».
Все сидевшие за столом рассмеялись. Даже Денис невольно улыбнулся.
— Если так дальше пойдет, через год русские будут есть человечину! И больше всего меня бесит то, что Путин, — Вадим постучал пальцем по лежавшей на краю стола газете, — пытается выставить эту мерзкую ситуацию как «возрождение российской экономики». Первый только про это и талдычит с утра до вечера.
— Я что-то слышал про то, что Первый канал, типа, проплачен, — сказал Денис. — Там один официоз гонят.
— Видишь, даже ты со мной согласен. А Люда отрицает.
— Ну, вы прямо тут против меня объединились, — немного обиженным тоном протянула Людмила. Чувствовалось, впрочем, что она наигрывает. — Я ничего не отрицаю. Просто я хочу сказать: ну откуда нам знать, что в самом деле происходит? Женечка, вытер? Иди пока в свою комнату. Рано тебе еще такие разговоры слушать.
Мальчик послушно слез со стула и направился в свою комнату.
Вадим продолжал, как ни в чем не бывало:
— Они говорят, что санкции ООН, мол, благо. Но они молчат о том, почему их вообще ввели. Из-за того, что мы проморгали Украину, наших братьев, и вообще проиграли всю внешнюю политику в Ближнем Зарубежье. Это прямой просчет руководства страны. Соловьев или кто-то другой — говорят об этом? Нет.
— Ой, давайте не будем, — взволнованно сказала Людмила. — Эта война… как ужасно. Я вчера после новостей весь вечер плакала. Опять жилой дом взорвали. Сколько еще матери там будут сыновей хоронить?
— Сколько? — Вадим усмехнулся, словно война на Украине была его личным поводом для гордости. — Да лет сто еще. Новая Столетняя война начинается.
Людмила с натянутой улыбкой обратилась к Денису:
— А ты, Денисушка, как?
Он вздохнул.
— Что — «как»?
— Если Путин решит ввести войска на Украину — готов защищать Родину?
Юноша поморщился.
— Да не будет никакой войны. Мы ведь продаем им газ? Как Россия может воевать с Украиной, если у нас с ними бизнес?
— Все это пустая болтовня, — заявил Вадим. — Все политики — просто болтуны! В любом случае, от нас уже ничего не зависит. Ставки сделаны, ставок больше нет. В Киеве все решает Америка.
— Ой, а я на прошлой неделе читала, к нам в Чернозерск какой-то американец приехал, — оживленным тоном сообщила Людмила. — Толстенький, маленький. Такой… пончик.
— Как раз во вкусе нашей дочурки. — Глава семьи рассмеялся. — Может, ему Таньку сосватаем? Ну ладно, и чем этот пончик промышляет?
— Журналист. Прислан он от какого-то университета американского. Писали, будет изучать нашу культуру.
— Здесь-то? — усмехнулся Вадим. — Много он тут наизучает! А насчет крокодилов…
Денис, кашлянув, поднялся из-за стола.
— Спасибо, все было очень вкусно. Мне пора идти. Извините.
Людмила пошла с ним в прихожую. Открыла входную дверь. Хрусталевы поставили стальную. Думали, она защищает от грабителей. Денис знал: стальная дверь, напротив, указывает, что в квартире есть что грабить. А замок грабители все равно вскроют. Или придут под видом сантехников, и Людмила сама впустит их в квартиру.
Из кухни послышался язвительный голос Вадима:
— «Крокодилов жрать будем — и державу подымем!». Так еще Петр Первый говорил!
Денис уже переступил порог, когда женщина спохватилась:
— Ой! А цветы-то! Забыл?
— Да бог с ними… Некогда… Тане отдайте… — пробормотал Денис, выходя на лестничную клетку.
Он вышел из подъезда и достал сигареты. Его руки дрожали.