— Славу уволили из органов?
— Он уехал к матери в Воронеж. Мы встречались с ним позавчера. Он решил порвать со своими покровителями. Но так легко ему это не удастся.
Денис подпер рукой подбородок. Побарабанил по столешнице пальцами.
— Вы не надумали навестить дочку?
Спирин нахмурился.
— С чего вдруг ты об этом заговорил?
— Да так, к слову пришлось.
— Я же говорил — она сама решает, кого хочет видеть, а кого нет.
— Вы уверены? Но почему она не хочет видеть отца? Это же тоже ненормально.
— Ну и как ты это объясняешь?
— Ваша дочь любит вас обоих. Я уверен, что она очень хотела бы повидать вас. Просто боится обидеть мать этим поступком. Ей приходится выбирать между двумя дорогими людьми. Думаю, она очень мучается.
На лице Спирина отразилось сомнение, а потом — плохо скрываемая надежда.
— Ты думаешь?
— Я не думаю. Я уверен. Вы уже забыли, что значит быть ребенком, а я еще помню. Ваша дочь не сможет сама разрешить эту проблему. Вы, родители, хотя бы не ради себя, но ради нее, должны договориться и прекратить ее мучения. Раз в неделю она захочет вас видеть. Хотя бы позвоните ей.
Спирин покачал головой.
— Ты прав. Я должен позвонить хотя бы потому, что мне это нужно гораздо больше, чем дочери. В ее возрасте с родителями общаются только из вежливости. Ничего не обещаю, но… попробую.
Они расстались с намерением встретиться через неделю-другую. Но встретиться никак не получалось. Жизнь дает мало поводов для встреч со старыми друзьями.
Несколько раз Денис звонил Хрусталевым. Людмила оправилась от горя, постепенно возвращалась прежняя, веселая и любящая женщина, избравшая роль настоящей жены и матери, вместо того чтобы встать на дорогу хронической проституции. Она призналась, что часто навещает Лешу. Мальчик чувствует себя неплохо.
— Кажется, бандиты все же успели слегка подсадить его на иглу, — вздохнула она. — Организм взрослого человека справился бы, но он ведь еще ребенок. Врачи впрыскивают ему морфий, постепенно уменьшая дозу. Он немного помучается, а потом все пройдет. За ним пока нужно наблюдать. Главное, что обошлось без тяжелых психологических последствий.
— Хорошо. Передавайте привет Вадиму.
Этот разговор состоялся в начале августа. И больше Денис никогда им не звонил. Хотя иногда они встречались на Настиной могиле. Людмила всегда звала его зайти в гости. Но Денис никак не мог найти повода.
В октябре Китаеву и Кириленко дали пожизненное. Лиза получила условный срок — два года. Суд над Камышевым затянулся до июля следующего года, и это было явное превышение всех разумных сроков. В СИЗО он провел не более недели. Адвокат всю вину сваливал на Кейси, который якобы ввел своего русского партнера в заблуждение в отношении целей их совместного бизнеса. А сам Камышев был невинной овечкой и ничего не знал о похищении детей и хранящихся в его доме порнографических материалах. На руку ему играло и то, что он был честным бизнесменом с безупречной репутацией.
И Денис, и Спирин к тому времени уже успели забыть то, что произошло прошлым летом. Юноша, осмыслив свой опыт отношений с Настей и замужней дамой, пришел к очень ясному и четкому выводу. Он сформулировал его для себя так: «Любить — ужасно. Хуже может быть только одно: быть любимым кем-то другим». Денис все еще хромал, но уже не так сильно. Он полагал, что прежняя легкость походки не вернется к нему никогда, а в старости его коленные чашечки будут ныть в холодную погоду, мешая уснуть.
«Я превращусь в ворчливого, раздражительного старикана, — думал он с усмешкой, — и буду срывать зло на близких людях. Они будут бояться и ненавидеть меня, и втайне будут желать, чтобы я поскорее отправился в могилу».
На второе воскресенье июля в этом году мэр назначил празднование Дня Города. За неделю до праздника в главном городском парке рабочие начали оборудовать сцену — намечался конкурс групп фолк-рока и народной музыки.
Капитан полиции в отставке Николай Спирин сидел на диване в гостиной у себя дома, слушая, как снаружи на улице праздные гуляки взрывают петарды и шутихи, сопровождая очередной взрыв фейерверка восторженным визгом.