Денис, несмотря на свои восторги, все же не мог не испытать некоторого недоумения: такой женщине, думал он, совершенно не место в убойном отделе полиции. Он был прав — лейтенант оказалась здесь по решению высшего руководства, временно, из-за нехватки кадров; ранее она работала в детской комнате милиции и в отделе криминальной статистики и аналитики при городской администрации.
— Ну ладно, Николай Петрович, я пойду, разберу завалы. А то опять придется в отпуск работу брать. Завтра увидимся на совещании, да?
— Непременно. Ой, Маш, подожди, я забыл тебя познакомить с новым помощником, — с легкой иронией сказал капитан, и кивнул на юношу. — Это Денис… как по отчеству?
— Батькович. — Юноша встал и через стол протянул руку, ощущая на губах невольную улыбку. — Очень приятно.
— Мария Дмитриевна, — представилась она, пожимая его руку и одаряя Дениса простой и сердечной улыбкой. — Можно просто Маша.
— Никаких «Маш», — сказал Спирин. — Старший лейтенант Вилкова — и точка. Нечего тут.
Она вышла. Денис провожал ее взглядом. Спирин, взглянув на него, усмехнулся.
— Вот видишь? Уже и забыл про Настю. Стоило ли беспокоиться?
Денис внимательно вгляделся в лицо капитана.
— Она вам не нравится, — заметил он. — Только не говорите мне, что… старший лейтенант Вилкова тоже замешана в каких-то махинациях?
— Я этого и не говорю. — Спирин достал из пачки сигарету. — У нее роман с вором в законе, он сидит в новгородской колонии. Она навещает его каждую неделю, шлет посылки. И уже год предпринимает попытки возбудить пересмотр его дела.
— Господи. — Денис закатил глаза. — В этом отделении есть хоть один человек, которого вы не считаете плохим?
— Хороших людей не бывает.
— Полностью хороших — нет. Но и абсолютно злых тоже. В каждом человеке есть и добро и зло.
— Ошибочка, милый друг. — Спирин поднял палец и покачал им из стороны в сторону. — Если в человеке есть хотя бы десять процентов зла, он уже не добр. Зло — как заразная болезнь. Читал Шекспира? «Бывает так, что в человеке, хоть добродетелей его не счесть, один изъян ничтожный губит все». Если ты умный, добрый, благородный, но при этом ленивый — считай, что ты только ленивый, и ничего больше. Если в тебе, как ты говоришь, есть и плохое, и хорошее, значит, ты только плох.
— Ну, знаете. А презумпция невиновности?
— Либеральные бредни.
— А вы кто? Ультрапатриот?
— Нет. Я все-таки еще не совсем идиот. Я умеренный консерватор.
— И смертную казнь ввели бы?
— Будь моя воля — ввел бы. И лично расстреливал.
— Боже! — Денис вскочил, в волнении прошелся по кабинету. — Как мне повезло, что дело расследуете именно вы!
— Ты даже не представляешь, насколько. Вспомни, что ты чувствовал, когда я показал тебе фотографии убитой Насти. Не забыл еще, что эти подонки с ней сделали? С ней и с детьми? Сам же рвался найти их и своими руками разорвать в клочья.
Денис ладонями потер лицо.
— Так. На сегодня с меня хватит. Поеду домой. Будут какие-то новости — позвоните. Хорошо?
— Хорошо. Если не забуду. Тебя подвести?
— Нет. Возьму такси. Увидимся завтра на похоронах.
Он вышел. Спирин задумчиво покачал головой.
Он достал из сейфа пластиковый пакет с диском. Сел к компьютеру.
Бесстрастный объектив камеры показывал, как двое мужчин избивают восьмилетнюю девочку, насилуют ее, мочатся ей на лицо, испражняются в рот, предварительно зажав нос. Потом отверткой ей выкололи оба глаза.
Она была еще жива.
Руки капитана сжались в кулаки.
Q
Денис шел домой через парк. На лужайке женщина с ребенком гонялись за мужчиной, который убегал от них, то и дело прячась за деревьями. Все трое счастливо смеялись.
Какое-то время спустя (Денис не мог определить точно, он в последние два дня потерял ощущение времени) юноша обнаружил себя сидящим на кровати в своей спальне, утирающим слезы.
Еще какое-то время спустя оказалось, что он сидит за столиком в незнакомом клубе. Перед ним початая бутылка виски и наполненный до половины стакан. Рядом — блюдце с салатом, на тарелке дымится картофельное пюре, придавленное сверху отбивной из курицы. Но к еде он не притрагивается. Берет стакан и опрокидывает в желудок, добавляя к уже выпитому.
Полутемный зал заполняет вкрадчивый, тягучий лаундж. Некоторые девицы уже сбросили лифчики. По этому признаку Денис определяет, что уже около десяти вечера. По лицам и телам танцующих скользит лазерный луч. Сначала он белый, потом желтый, оранжевый, красный, фиолетовый. Он все время меняет окраску.
Денис мутным взглядом смотрит на дергающихся, изгибающихся в танце существ. По тому, как человек танцует, думает он, можно узнать его. В танце нельзя скрыть, кто ты. Эти танцуют раскованно, откровенно… и бездушно. Движения их некрасивы. Они какие-то… животные. Да и как еще можно танцевать под такую музыку?
Он снова наполнил стакан. Потом наступило затемнение.
Когда оно окончилось, Денис понял, что стоит на коленях перед унитазом в клубном туалете. Унитаз наполнен его рвотой — прозрачной и мутной. Рвота пахнет желудочной кислотой — но не очень сильно. Слава богу, он сегодня ничего не ел!
Его вырвало во второй раз. Потом он сидел на грязном полу, прислонившись к перегородке между кабинками. Денис чувствовал, что просто не может подняться. Входили и выходили какие-то люди, откуда-то в мужском туалете взялись девушки. Они курили, хихикали, обсуждали парней. Кажется, собирались продинамить каких-то «мудаков», которые угостили их коктейлями. На Дениса никто не обращал внимания. Он превратился в безликий труп. Труп, которому очень больно. Он пришел сюда, потому что вид счастливой семьи пробудил в его сердце прежние мечты о семейном счастье с Настей. Мечты, которым не суждено сбыться. Он надеялся залить горе алкоголем. Но вышло обратное. Его боль только усилилась, и он стонал, как животное, которое режут на скотобойне.
Снова затемнение, и вот он уже на танцполе. Пьяно дергается в танце, сжимая в объятиях незнакомую девушку. Она тоже пьяна, а может, под наркотиком. Потом они оказываются в туалете. Слюняво лижутся, его руки шарят у нее под юбкой, а девушка сжимает его промежность. Его рецепторы убиты алкоголем, и он ничего не чувствует. Снаружи кто-то барабанит в дверь кулаками. Женский визг: «Откройте, суки! Я из-за вас обоссалась!».
Снова провал в памяти. Денис опять танцует, уже с другой. Откуда-то появляется ее парень. Драка. Приходит охранник. Их обоих вышвыривают за дверь. Они продолжают драться. Приезжает полиция.
Наутро Денис просыпается в камере. Он лежит на полу под нарами. В луже блевотины.
Зажигается свет. Слепящий, резкий. Голова взрывается болью. Денис стонет. Дежурный гремит ключами. Открывается дверь. Кто-то входит в камеру. Денис косит глаза. Видит перед собой два начищенных до блеска черных ботинка.
— Ну что, дружок, — звучит смутно знакомый голос. — Поздравляю.
Вошедший поворачивается к двери.
— Помогите мне поднять его.
Вместе с дежурным обладатель смутно знакомого голоса поднимает Дениса на ноги и поддерживает его. Денис поднимает глаза. Перед ним Спирин. В его глазах насмешка и сочувствие.
— Нам сегодня на похороны. Не забыл?
Денис пытается вспомнить. Морщится. Какие похороны?
— Я кого-то убил? — спрашивает он. Его голос скрипит, как ржавая петля.
— Настя! — орет Спирин. — Твоя девушка! Убита! Соображай!
Эти слова вновь пробуждают в нем воспоминания. Возвращается боль.
Спирин тащит его в туалет.
— Полюбуйся на себя!
Денис поднимает глаза. В зеркале видит свое лицо. Красные глаза. Одутловатые щеки. Черты лица обострились, и то, что он видит, больше напоминает волчью морду. В волосах у него засохла рвота. И на лбу. И на подбородке, на шее, на воротничке рубашки. Господи, да он весь, с ног до головы, перепачкан этой гадостью!
Спирин давит рукой на его затылок, наклоняет, словно пытается целиком запихнуть в раковину. Открывает холодную воду.