Слово взял адвокат. Он был оживлен, расхаживал перед кафедрой, активно жестикулировал и тряс в воздухе документами. Он неприятно шепелявил и мило картавил. Даже зная, что этот человек защищает мерзавца, было очень трудно не отдать ему предпочтение перед посредственным молоденьким прокурорчиком, не восхищаться его профессионализмом. Правда, молоденький прокурорчик, сам того не ведая, все же выиграл тем, что ввел всех в зале, включая присяжных, в состояние равнодушия и тоскливого нетерпения. В такой обстановке энтузиазм адвоката вызывал раздражение; он значительно выиграл бы, если бы вел защиту спокойнее. В целом процесс пока выглядел как неловкая попытка поиграть в демократический народный суд, причем игроки никак не могли взять верный тон: одни играли плохо, другие — слишком хорошо. Во всем этом не ощущалось не только торжества правосудия, но даже особой публичности.
Денис на время выпал из реальности, перестал понимать, что происходит. Ему хотелось поскорее взойти на кафедру, ответить на вопросы и уйти. Весь первоначальный энтузиазм пропал. Впрочем, ничего удивительного — уже полтора часа он сидит на жесткой скамье, не шевелясь и не глядя по сторонам. У него болела спина и затекла шея. Мучила жажда, и в то же время хотелось в туалет.
Денис устал смотреть на адвоката и опустил глаза. Он видел свои руки, но не узнавал их.
Он лежит на постели, обнаженный, а Настя, завернувшись в простыню, подходит к окну и раздвигает занавески. Ей в лицо брызжет поток утреннего света. Этот свет создает огненный ореол вокруг ее волос, они сверкают в солнечных лучах. Денис знал, чем вызван подобный эффект — в волосах женщин содержится небольшое, всего несколько миллиграмм, количество золота.
Она оборачивается и смотрит на него. Дарит ему свою нежную, печальную улыбку. Только теперь Денис понимает, видит, как она одинока, какая боль и тоска каждую секунду гложет ее сердце.
— Знаешь, — говорит она, — я должна тебе кое в чем признаться.
Он смотрит на нее, озадаченный.
— В чем?
Настя опускает взгляд. Несколько секунд молчит. Потом поднимает глаза и хриплым голосом несмело отвечает:
— Это будет неприятно.
Денис садится на постели, хмурится. Потом улыбается и беспечно говорит:
— Тогда, может, лучше потом скажешь? Что-то мне сейчас неохота напрягаться.
Настя слабо улыбается в ответ. Взгляд ее задумчив.
— Да, — со вздохом говорит она, и в ее голосе слышится одновременно досада и облегчение. — Ты прав. Лучше потом. Когда мы оба будем готовы.
Она отворачивается.
Он вздрогнул, услышав свое имя. Прокурор вызывал его.
Денис встал, пересек зал и взошел на кафедру. Все взгляды скрестились на нем. Он казался себе неловким, тело слушалось плохо.
Прокурор и адвокат по очереди задали ему вопросы. Денис отвечал более высоким, чем обычно, взволнованным голосом, который казался ему чужим и неестественным. Он старался не смотреть на Камышева. Тот же, скрестив на груди руки, с недоброй усмешкой сверлил его взглядом. Денис пытался напомнить себе, что Егор Валентинович сделал с Настей, но все же пробудить в душе праведный гнев именно в эту минуту не получалось. Даже собственная хромота не могла заставить его ненавидеть Камышева — в конце концов, бил его молотком по коленкам не он. Его собственная натура не создана для вражды. Он дает показания против Камышева, руководствуясь чувством долга, а отнюдь не личными счетами.
Молоденький прокурорчик довольно неумело направлял его свидетельские показания, и Денису показалось, что его страшный рассказ показался присяжным неправдоподобным и никого не шокировал. Адвокат же, казалось, разбил его в пух и прах и выставил полным идиотом. То, что Денис учился на юридическом, никак не помогло ему выглядеть более достойно. Он то и дело косился на судью: тот слушал защитника с бесстрастным лицом, вертя в руке карандаш, и, казалось, очень мало интересовался происходящим в зале. Прокурор тоже ничем не помог ему: ни разу не опротестовал ни одного каверзного адвокатского вопроса. Денис сошел с кафедры и вернулся на свое место, сохраняя внешнее спокойствие, но внутренне подавленный. Было ощущение проигрыша.
Вечером они снова встретились с Тимофеевым за столиком в кафе. Денис поделился со следователем своими переживаниями. Тот ободряюще улыбнулся.
— Все не так плохо, как кажется. Зрителей в зале можно обмануть, но судья, который ведет этот процесс — тертый калач. Он прекрасно знает эту крысу, адвоката Камышева. Этот любого выставит на посмешище. Но судья твои показания учел, и цену им понял. За процессом следит Генеральный прокурор, его освещают независимые журналисты, которые работают на солидные издания. Это дело на тормозах не спустят, поверь.
Он оказался прав только наполовину. Доказать, что Камышев имеет отношение к съемкам фильмов с убийствами и похищению детей, так и не удалось, несмотря на улики против него. Получилось доказать только его причастность к производству порнофильмов. Остальное свалили на Кейси. Так как среди дисков, найденных в его особняке, было несколько с детской порнографией, он получил восемь лет тюрьмы.
Весной следующего года Денис и Оксана поженились. Никакой особой церемонии не устраивали, отметили в узком кругу близких людей.
Уже на следующий день после свадьбы характер Оксаны резко изменился. Решив, очевидно, что «голубчик попался» и никуда больше не денется, она в полной мере выказала свою требовательность и неуживчивость. Новоиспеченному супругу пришлось к ней приспосабливаться. Впрочем, Денис на этот счет был спокоен. «Где залезла, там и слезет» — думал он.
Летом Оксана уговорила его съездить на отдых в Крым.
Он сидел в кресле у иллюминатора, рассеянно наблюдая, как другие пассажиры заходят в салон и рассаживаются по местам. Оксана что-то говорила ему. Вдруг поток ее оживленного щебетания прервался. Она вздрогнула и поспешно опустила голову.
Денис изумленно взглянул на нее. Потом повернул голову к проходу между рядами кресел.
Мимо них как раз проходил Озеров. На нем была черная рубашка и белые брюки. Он нес на плече спортивную сумку.
Встретив взгляд Дениса, он сдержанно кивнул. Потом увидел Оксану. Та не смотрела на него.
Озеров вдруг понимающе усмехнулся и подмигнул Денису. Потом прошел дальше.
Самолет взмыл над землей, оставляя внизу пылающий в солнечных лучах город, который скоро превратился в крохотную точку, окруженную зелеными и черными заплатами полей, лесов и пашен.
Денис посмотрел на Оксану.
Она улыбнулась. Потом увидела выражение его лица.
— Что?
— Ты его знаешь.
— Кого?
— Озерова.
— Я тебя не понимаю.
— Прекрасно понимаешь. — Денис помолчал. — Ты с ним встречалась? Или работала на него?
— Не разговаривай со мной в таком тоне!
«Значит, и то, и другое».
— Ладно, — сказал он. — Забудь. Поговорим в гостинице.
Он отвернулся к иллюминатору. Нацепил на голову наушники и включил плеер.
«От этого никуда не убежать, — думал Денис. — Не спрятаться, не скрыться. Зло настигнет меня повсюду».
Земля внизу стремительно удалялась. В наушниках под мрачно-торжественную музыку, напоминающую похоронный марш на балу Сатаны, звучал зловещий и вкрадчивый голос Глеба Самойлова:
Денис прослушал эту песню и следующую. У него ныли колени.